Евразийский реванш России
Шрифт:
Главным вызовом для России в XXI веке является тенденция глобализации, фактор глобализма. Эта тенденция предполагает процесс постепенной передачи стратегических полномочий управления от национальной администрации к транснациональным инстанциям, где основную роль будут играть США и близкие к ним страны «богатого Севера». Как уже было сказано выше, сами глобалисты описывают этот процесс как «объективный», «прогрессивный», «сам собой разумеющийся», но при этом налицо следующий факт: глобализация предполагает в качестве обязательного условия всеобщую стандартизацию экономики, политики, культуры под американский эталон и признание стратегической доминации американских интересов в планетарном масштабе. По сути, глобализация есть десуверинизация всех стран, введение внешнего управления. От того, как российская власть отнесется к складывающейся «Империи», и зависит судьба «главных союзников» России — ее армии и флота: структура вооруженных сил не является изолированной самостоятельной темой и формируется исходя из того геополитического и международного статуса, который будет иметь наша страна в ближайшем будущем. А это на данный момент — открытый
Первый вариант ответа на вызов глобализации: полное ее приятие. Совершенно очевидно, что, приняв такой сценарий, сказав глобализации «да», Россия должна подстроить под этот критерий свои Вооруженные Силы. Такой вариант предполагает полный отказ от стратегических видов вооружений (или, по меньшей мере, передачу стратегического оружия под американский контроль), превращение всей системы российских вооруженных сил (ВС) в модернизированную «региональную полицию» — т. е. укрупненную версию войск МВД. Задачи таких ВС в рамках глобализации будут заключаться в осуществлении полицейского контроля над теми территориями, которые «мировое правительство» выделит России в качестве ее квоты в согласии с общей моделью военно-стратегического проекта в планетарном масштабе. Т. е. российская армия станет локальным подразделением глобальной армии.
Именно к этой модели реструктуризации ВС были направлены конкретные действия по реформированию армии с приходом в начале 90-х годов в РФ к власти либерал-демократов, западников. Тот факт, что полностью искомого результата достичь не удалось, можно объяснить лишь силой инерции советской армии, которая была построена для реализации совершенно иных задач. И тем не менее значительная часть российской политической элиты, ориентированная на глобализацию, до сих пор понимает «военную реформу» именно в таком ключе: отказ от стратегических видов вооружений и переход к компактной модернизированной профессиональной армии «полицейского типа».
Второй вариант ответа на вызов глобализации: региональная глобализация, империи «больших пространств». Этот ответ на вызов глобализации состоит в концепции многополярного мира. Здесь вместо единоличной доминации англосаксонских ВС и полной стратегической десуверинизации большинства стран мира предполагается система нового стратегического баланса, где несколько «больших пространств» обретают относительную независимость друг от друга, которую они способны подтвердить на практике — в том числе и своим военным потенциалом. Данная модель также предполагает определенную степень «глобализации» — но на сей раз глобализации частичной, относительной, «региональной». Здесь возникает не одна «Мировая Империя», но несколько империй, каждая из которых уравновешивает другие. В данном случае также происходит частичная десувернизация отдельных стран, но не в пользу одного единственного полюса планетарной власти («мировое правительство»), а в пользу региональной инстанции — наподобие Европарламента или других руководящих органов Евросоюза.
В такой картине будущего российские ВС должны ориентироваться на совершенно иную модель. Здесь на первый план выходят стратегические виды вооружений — стратегическая авиация, ракеты средней и большой дальности с ядерными боеголовками, ядерные подводные лодки, авианосцы, система противоракетной обороны, космическое оружие, активная инновация в видах вооружений стратегического профиля («умное оружие», биохимическое оружие, разработки тектонических и лазерных технологий и т. д.).
Для реализации модернизации у самой России едва ли достанет собственного потенциала, и опыт СССР показал, что развитие этих видов вооружений на должном уровне в одиночку приводит страну к экономическому перегреву и позже к краху. Именно поэтому модернизация стратегического сектора ВС России в модели многополярного мира должна проходить в тесном сотрудничестве с другими «большими пространствами» — Евросоюзом, странами Азии (Япония, Китай Индия, страны тихоокеанского региона), исламскими государствами, Израилем и Турцией, а также — в особом формате — и с США. Задача выхода на уровень полноценной стратегической субъектности в многополярном мире решается только за счет того, что Россия подключит к этому процессу внешний ресурс — экономический и технологический. Так как США сделали ставку на однополярную модель, то ожидать от них прямой помощи в этом вопросе не приходится. Но вместе с тем американское «большое пространство» может превратиться в настоящего партнера России, начиная с того момента, когда развитие иных полюсов — европейского, азиатского и собственно евразийского (российского) — достигнет определенного критического порога, за которым стратегическая доминация США будет надежно локализована в замкнутом пространстве между Тихим и Атлантическим океанами. До этого времени стратегическое развитие ВС России может осуществляться через процесс активного обмена с соседними «большими пространствами» российского военного потенциала на экономический и технологический эквивалент. Если Россия поставит перед собой задачу активно способствовать превращению Евросоюза, Азии и исламского мира в мощные и самостоятельные ядерные империи — через всестороннюю пролиферацию собственного ядерного оружия, — полученные от этого средства могут быть затрачены на осуществление стратегического рывка в области модернизации собственных евразийских ВС, что приведет к новому превосходству и отрыву России от конкурентов, но уже на качественно высшем уровне. Понятно, что это рискованное мероприятие, так как, идя на такой шаг, Россия по собственной воле наделяет более слабых в военном смысле партнеров важными козырями, которые впоследствии могут быть использованы и против нее самой. Но рывок в модернизации
Третий вариант ответа на вызов глобализации: поддержание статус-кво. Третий вариант ответа на глобализацию состоит в том, чтобы настаивать на сохранении статус-кво. Россия остается ядерной державой и не спешит демонтировать свой ядерный потенциал, но и не наращивает его; модернизирует свои ВС в том формате, на которой хватает ее внутреннего потенциала; не погружается в глобализацию, но и не бросает США вызова; взаимодействует с другими державами в военной сфере, но не идет на риск «ядерной пролиферации». Этот инерциальный сценарий на практике приведет к следующему: отставание России в стратегической сфере будет возрастать, а вооружение устаревать; США постепенно укрепят свою мощь до такого состояния, что смогут навязать «новый мировой порядок», не опасаясь больше сопротивления ни с чьей стороны; многополярность не состоится, так как остальные «большие пространства» подпадут под англосаксонский стратегический контроль без такой внешней уравновешивающей базы, которую до сих пор представляет собой Россия.
По сути, этот третий вариант ответа на глобализацию представляет собой разновидность согласия с глобализацией — только не мгновенного и добровольного, а отложенного, постепенного и «объектного».
Три модели Вооруженных сил России
Три сценария ответа на вызов глобализации порождают соответственно три базовых модели ВС России в XXI веке. Эти модели, безусловно, могут корректироваться в деталях, когда мы перейдем к рассмотрению более локальных угроз — вызовов, которые исходят непосредственно от ближайшего окружения России — стран СНГ, Китая, Афганистана, Турции, Ирана, стран Балтии и Восточной Европы. И наконец, определенное влияние оказывает на структуру ВС и внутренняя обстановка в стране — межэтнические и межконфессиональные конфликты, сепаратизм, экономический, социальный и политический факторы. Но здесь следует постоянно иметь в виду качественное различие этих факторов: самой масштабной системой, предопределяющей основной контекст реформирования российских ВС, является ответ на вызов глобализации — в зависимости от этого ответа избирается главный вектор дальнейшего развития, который предопределит все остальное, задаст рамочные условия, отныне неизменные. Региональные угрозы и вызовы будут вписываться уже в тот контекст, который сложится из ответа на вызов глобализации, и соответственно, сама шкала приоритетов среди угроз будет меняться.
К примеру, если будет избрана ориентация на ускоренную глобализацию, трения у России возникнут вероятнее всего с теми странами, которые этот темп оспаривают, а то и вовсе отвергают сам процесс. В таком случае России следует готовить ВС к возможному региональному конфликту с оппонентами США в Евразии — с Ираном, Китаем и т. д. А такая ориентация на вероятные угрозы неминуемо скажется на самой структуре вооружений.
Если Россия предпочтет просто оттягивать глобализацию, настаивая на сохранении национальной государственности в том виде, в котором она существует на данный момент, резко возрастает значение возможных региональных конфликтов, которые перестанут осознаваться как элементы большой геополитической игры, и их природа будет анализироваться в чисто локальном контексте. Такой подход к анализу ситуации также влечет за собой модификацию всей структуры российских ВС, которые следует в таком случае готовить к максимально широкому спектру возможных военных угроз регионального характера.
И наконец, если однополярная глобализация будет отвергнута, то окружение России превращается преимущественно в потенциальных союзников, и угроза может исходить только от тех стран, которые накрепко связали свою геополитику с американским курсом: в таком случае неминуемо обострятся отношения со странами Балтии, Польшей, некоторыми странами СНГ. При таком развороте событий собственным военным потенциалом этих стран можно пренебречь, отдавая себе отчет, что за этим фасадом России предстоит столкнуться — при самом негативном исходе — с военной мощью самих США (прямо или косвенно).
Один из возможных союзников
Говоря о потенциальных союзниках России в построении многополярного мира, отметим, что исламский мир сегодня как никогда нуждается в политическом весе нашей страны. Ислам несовместим с глобализмом и американской доминацией на уровне ценностных систем: либерально-демократическая светская индивидуалистическая модель, активно навязываемая США — в том числе и исламским странам, — бьет в самое сердце многовековой идеологии, культуры, этики мусульман, угрожает их идентичности. Антиамериканизм исламского мира — это в первую очередь конфликт ценностей, а не конфликт интересов, отчаянная борьба за сохранение мусульманами своей религиозной и цивилизационной идентичности. Уже само становление России на многополярные антиглобалистские позиции откроет широкое поле российско-исламского альянса. Участниками такого альянса могут быть различные силы исламского мира — отдельные исламские государства, религиозные движения и партии, национальные и благотворительные организации и т. д. Здесь важно, чтобы Россия выступала в этом процессе с прагматических позиций — не навязывая, в отличие от США, своих предпочтений в отношении того, с какими направлениями ислама она готова сотрудничать, а с какими нет. В той мере, в какой исламский мир противостоит однополярной модели, в той мере он является объективным союзником России, по крайне мере до тех пределов, пока не затронуты интересы национальной безопасности, культурно-политической идентичности и территориальной целостности самой России.