Евразийский реванш России
Шрифт:
Далее следует серия симметричных шагов в сторону Советской России. Убежденный сторонник лаицизма и светскости Ататюрк видит в большевизме то, что хочет видеть: новую нацию, светскую республику, динамично развивающийся евразийский полюс, выбирающийся из развалин старой империи. И как сам Кемаль Ататюрк решительно рвет с османским прошлым, так и Ленин рвет с царизмом. Следует сближение Анкары с большевистской Москвой, одним из зримых следов которого является современный Карабах, отданный Кремлем Советскому Азербайджану в знак симпатии к младотурецкой Анкаре.
Однако, как и в любой «береговой» стране, геополитический фундаментал, с одной стороны, всегда относителен и ограничен конкретными историческими рамками, с другой стороны — сопряжен со стремлением региональной державы увеличить свою национальную мощь и независимость, играя на геополитических
К концу 40-х годов Турция снова стоит перед необходимостью определить свою геополитическую ориентацию. Германии как самостоятельного игрока отныне больше нет, Европа разделена, и политический выбор приближен к ясности дуальной геополитической картины — американский атлантизм или советское послевоенное евразийство.
На этот раз Анкара делает выбор в пользу Атлантики и цивилизации Моря. Этому способствует успешная дипломатическая тактика Лондона и Вашингтона, а также недальновидная политика Сталина, который — после территориальных успехов в Восточной Европе и шокированный нацистской агрессией — считает, что самый надежный способ справиться с «береговой зоной» — это просто завоевать ее. Здесь появляется мифологема о якобы «стремлении Сталина захватить северную Турцию» и реализовать в советской версии старый царистский миф об «освобождении Царьграда». Трудно сказать, были ли такие планы у Сталина, документальных подтверждений нет, но ничто не убеждает нас, что их не было. Могли быть, могли и не быть — и то, и другое вполне вписывается в геополитическую логику событий, следующих за Второй мировой. Другое дело, что этот миф был удачно использован американцами, чтобы повлиять на Анкару в атлантистском ключе: так как национальное государство для турок — высшая ценность, то угроза потерять его была воспринята весьма серьезно. Кроме того, СССР стал активно поддерживать ряд исламских государств, региональных соперников Турции, а Запад предлагал гарантии и защиту в обмен на присоединение Турции к атлантистской стратегии.
В этой геополитической фазе Турция делает атлантистский выбор и строит свою политику на антикоммунизме и антисоветизме, следуя логике Вашингтона. В вопросе Северного Кипра СССР занимает жестко прогреческую позицию, поддерживает курдов, арабские баасистские страны против Израиля, что еще усиливает интеграцию Анкары в цивилизацию Моря. Но при всем этом Турция остается совершенно самобытным государством. Если на первом этапе это было «евразийство третьего пути», то теперь это «атлантизм третьего пути».
Атлантистская стратегия Турции во второй половине ХХ в
Во второй половине ХХ века региональная политика Турции проистекает из баланса между ориентацией на США и НАТО и стремлением сохранить свою национальную самобытность и региональную независимость. Даже в периоды самого тесного сближения с Вашингтоном Анкара никогда не осознает себя как колонию, но всегда как партнера Америки, сделавшего в свое время осознанный геополитический выбор. Тот же Северный Кипр был своего рода тестом — насколько остальные страны НАТО допустят конфликт между Турцией и Грецией — европейской страной, членом НАТО. Тест относительно удался, серьезных санкций не последовало.
В этот период Турция является надежной стратегической опорой Запада на Ближнем Востоке. Светское правление сдерживает рост исламского фактора, исторические противоречия между турками и арабами в эпоху Османской империи ставят Анкару в особое положение в отношении исламских стран региона, что диктует, в частности, сближение с Израилем. Вместе с тем жесткий антикоммунизм Анкары
Атлантистская идентичность Турции в последние полвека была более или менее постоянной и пустила в политической системе глубокие корни.
Особенно обострились эти тенденции в тот период, когда стало очевидно, что СССР доживает последние дни. У Анкары появился шанс перейти от вялого и виртуального во многом противостояния с евразийским противником к более конкретной форме деятельности. С середины 80-х годов атлантизм в отношении СССР активизируется. Турецкие эмиссары начинают активно работать в тюркских республиках СССР, в зонах расселения татар, башкир, чувашей, кавказских тюрок, а также шире, в исламской и кавказской среде. Ориентация на Анкару выглядела тогда как специфический маршрут общей ориентации на Запад, на Вашингтон, а значит — в геополитической логике дуального выбора — против Москвы и русских. Пантуранизм стал приобретать более конкретные формы: множество изданий и текстов, эмиссаров и пропагандистов из Турции хлынули под прикрытием различным благопристойных фондов и миссий в СССР с целью подготовки «туранской интеграции».
Распад СССР в 1991 открыл, казалось, для этого все возможности. Турецкие организации потоком хлынули в страны СНГ, совмещая бизнес и пропаганду, гуманитарные проекты и идеологическую индоктринацию в пантуранистском, иногда даже «исламистском» (что немыслимо в самой Турции) ключе. Турецкие премьеры посещали столицы новых среднеазиатских государств и Азербайджан, открыто призывая к пантуранской коалиции, по сути, к противодействию российскому влиянию на огромных территориях континента — вплоть до Поволжья и Якутии.
Турецкие спецслужбы резко активизировали свою деятельность в Азербайджане, Центральной Азии и на Кавказе. Там, где позиции Москвы слабели, там Анкара пыталась закрепиться сама в формате антирусской фронды. Кульминации эти тенденции достигли в период чеченской кампании, которая логистически, информационно, экономически и по-иному была активно поддержана Турцией. Наличие значительной чеченской диаспоры в самой Турции помогало в этом.
Одним словом, к середине 90-х годов атлантистская роль Турции в отношении Евразии достигла апогея. Если бы Москва ушла с Северного Кавказа, поддалась бы сепаратистскому натиску, окончательно ослабла бы и потеряла контроль над ситуацией в других регионах, нельзя было исключить масштабное втягивание Турции в администрирование гигантских евразийских территорий, оторвавшихся от heartland’а. И до определенного момента Вашингтон не только не препятствовал бы этому, но пассивно способствовал: расчленение России после распада СССР было следующей задачей атлантистских стратегов, как свидетельствуют книги Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска» («The Grand Chessboard» 1997) и «Выбор» («The Choice. Domination of Leadership», 2004). Турция могла бы стать важнейшим элементом этого желаемого атлантистами процесса в региональном масштабе.
Новые явления в мировой геополитике
Последние десятилетия были переломными в мировом масштабе. На наших глазах выстраивался новый мир. Крах Советского Союза резко дисбалансировал общую ситуацию, в мировой геополитике появились новые и невиданные ранее явления. По сути, изменились роли и функции основных участников Большой Игры.
Крах СССР и капитуляция Москвы перед атлантизмом — курс, воплощенный в Горбачеве и Ельцине, по инерции отчасти и в Путине, — создали предпосылки для новой реальности — реальности «однополярного мира». Цивилизация Моря, талассократия впервые в новой истории добилась столь очевидного превосходства над геополитическим оппонентом — цивилизацией Суши, теллурократией. Весы Большой Игры резко сместились в сторону Запада. Это повлекло за собой серьезные последствия.