Евразийство и Россия: современность и перспективы
Шрифт:
«ЕВРАЗИЙСТВО — идейно-политическое и философское течение в русской эмиграции 1920-30-х гг. Началом движения стал выход сборника “Исход к Востоку” (София, 1921) молодых философов и публицистов Н.С.Трубецкого, П.Н.Савицкого, Г.В.Флоровского и П.П.Сувчинского. Историофилософская и геополитическая доктрина евразийства, следуя идеям поздних славянофилов (Н.Я.Данилевский, Н.Н.Страхов, К.Н.Леонтьев), во всём противопоставляла исторические судьбы, задачи и интересы России и Запада и трактовала Россию как “Евразию”, особый срединный материк между Азией и Европой и особый тип культуры. На 1-м этапе движения евразийцы осуществили ряд плодотворных историко-культурных разработок; однако затем евразийство всё более приобретало политическую окраску, наследуя “сменовеховству” [1]
Как видно из этой энциклопедической статьи, её авторы:
· признают, что «евразийцы осуществили ряд плодотворных историко-культурных разработок»;
· однако при этом выражают неудовольствие тем, что впоследствии «евразийство всё более приобретало политическую окраску, наследуя “сменовеховству” в признании закономерности русской революции и оправдании большевизма».
Что касается последнего, то:
По нашему мнению, если произходит переосмысление исторического прошлого, то неизбежно вслед за этим произходит и переоценка политических перспектив, и соответственно — вырабатывается некая новая политическая сценаристика, которая не могла бы возникнуть на основе прежних представлений об историческом прошлом.
Соответственно претензии кого-либо к тем или иным моделям исторического прошлого, оценкам политических перспектив и к политической сценаристике, а также практике её осуществления, никогда не носят абстрактно-академического кабинетного характера, а выражают недовольство одних практических политиков и их закулисных вдохновителей деятельностью чуждой им концептуальной власти, — состоявшейся уже в таковом качестве либо находящейся в процессе становления. Поэтому вопрос не в том, что евразийство стало выражать себя в политике, а в том, есть ли в нём какая-либо адекватность историческому прошлому и какие политические перспективы соответствуют этой адекватности.
Т.е. вопрос о евразийстве в прошлом, настоящем и его перспективах — это один из аспектов вопроса о концептуальной власти и концептуальной властности [2].
Что касается утверждения авторов приведённой выше энциклопедической статьи о том, что «евразийство пошло на убыль», то такая оценка в наше время недостоверна, хотя в период существования СССР (особенно в предвоенный и послевоенный период вплоть до государственного краха СССР в 1991 г.) евразийству, как одному из способов понимания истории, действительно не было места в политике бывшего Советского Союза, вследствие того, что СССР представлял собой специфическое выражение именно евразийства в политической практике, хотя и под лозунговыми прикрытиями идей «мраксизма»-ленинизма; а на Западе идеи евразийства были заправилам политики не нужны, поскольку подрывали идейную обоснованность политики государств Евро-Американского конгломерата в отношении не входящих в состав конгломерата регионов, включая и СССР.
После государственного краха СССР, сопровождавшегося утратой «мраксизмом»-ленинизмом положения монопольно культивируемой в обществе идеологии, в условиях социального кризиса — разные достаточно широкие слои общества проявили интерес ко всем ранее запретным в СССР социологическим теориям, в том числе — и к наследию основоположников евразийства, упомянутых в приведённой выше энциклопедической статье.
Но и ранее этого периода истории представители “элиты” советской интеллигенции — в отличие от остальных граждан СССР - имели возможность ознакомления практически со всей литературой, издававшейся во всём мире, как на основе доступа в спецхраны отечественных библиотек, так и на основе личных связей в кругах “элитарной” и потомственно клановой разнородной [3] интеллигенции и в СССР, и за рубежом.
Кроме того, поскольку процесс познания обусловлен объективными закономерностями, то, если некое явление объективно существует (или существовало и оставило свои следы), — неизбежно, что независимо друг от друга разные изследователи приходят к содержательно сходным в чём-то мнениям о нём, хотя их мнения, возможно, будут представлены в разных формах и затрагивать разные аспекты этого явления.
В результате к моменту государственного краха СССР и марксистско-ленинского мировоззрения, евразийство обрело открытые возможности для развития своих теоретических воззрений в России и воплощения их в практическую политику. А вследствие действия двух ранее названных факторов (спецхраны и личные связи + объективность закономерностей познания) евразийство в России периода последнего десятилетия ХХ века — первого десятилетия XXI века — это уже не то евразийство, которое оставили в наследие потомкам его основоположники.
Главное приобретение евразийства наших дней — так называемая «теория этногенеза и пассионарности», изложенная в работах Л.Н.Гумилёва: прежде всего, в его книге “Этногенез и биосфера Земли”. Однако, при более внимательном разсмотрении, это приобретение предстаёт для евразийства не как достижение в его развитии, а как проблема, поскольку «по-евразийски мыслящая» общественность вульгаризировала «теорию пассионарности и этногенеза», после чего «съела» её вместе с неадекватным жизни понятийным аппаратом, не заметив ни совершённого ею акта вульгаризации, ни неадекватности её понятийного аппарата жизни, обусловленной своеобразием личности Л.Н.Гумилёва.
В материалах Концепции общественной безопасности (КОБ) «теория пассионарности» в изложении её Л.Н.Гумилёвым в книге “Этногенез и биосфера Земли” разсмотрена в работе Внутреннего Предиктора СССР (ВП СССР) “Мёртвая вода” [4] (т. 1, гл. VII. «Пассионарность»: биология и другие взаимовложенные процессы). Но поскольку настоящая записка посвящена евразийству, а теория пассионарности в настоящее время является неотъемлемой его составной частью, то для понимания наших претензий к евразийству как к теоретической основе делания политики, кое-что касающееся теории пассионарности, необходимо пояснить здесь в целях обезпечения самодостаточности настоящей записки для понимания.
Начнём с того, что сам Л.Н.Гумилёв никогда не экстраполировал в будущее действие теории пассионарности, но делал оговорку (по крайней мере она запомнилась по его устным выступлениям), что течение истории, её ритмика до начала XIX века согласуется с изложенной им теорией пассионарности.
Такая по содержанию оговорка является свидетельством того, что Л.Н.Гумилёв был человеком с довольно развитой интуицией, что и отличает его от приверженцев изложенной им «теории пассионарности», которые, не чуя течения жизни, экстраполируют действие теории пассионарности в будущее и на этой основе высказывают предположения о возможном течении политики и строят политическую сценаристику. Об этой оговорке Л.Н.Гумилёва не все знают (а знающие о её значимости не задумываются), причин её не выявляют и впадают в ошибку, вульгаризируя его наследие в своих интерпретациях.
Дело в том, что предсказуемость каких-либо явлений на основе соответствующих теорий предполагает, что характер течения процессов, описываемых теорией, обусловлен факторами, не изменяющими своего характера. Если же обуславливающие течение описываемых теорией процессов факторы, не учитываемые ею, изменяют свой характер в силу каких-либо причин, то теория перестаёт быть надёжным инструментом прогноза дальнейшего течения процессов, вызвавших интерес её потребителей.
Это касается и «теории пассионарности» в наши дни. Для всех прошлых эпох, историческая фактология которых была осмыслена Л.Н.Гумилёвым и послужила основой для утверждений, составивших во взаимосвязи «теорию пассионарности», было характерно то обстоятельство, что через практически неизменный в технико-технологическом отношении мир проходили многие поколения людей.