Евреи, которых не было. Кн. I
Шрифт:
«В Литве, в Ковно, погром провел партизанский отряд Кли-матиса. Во время погрома в ночь с 25 на 26 июня было устранено 1500 евреев, подожжено или иным способом разрушено несколько синагог и сожжен еврейский квартал, в котором насчитывалось 60 домов. В последующие дни таким же способом обезврежено 2,300 евреев. В других областях страны проводились, по ковнен-скому образцу, аналогичные операции, хотя и меньшего масштаба, и они распространялись здесь и на оставшихся на местах коммунистов» [123, с. 129].
В планы нацистов входило создать впечатление, что не они, а само местное население начало истребление евреев, что «ненависть к евреям у населения оккупированных областей носила всеобщий и стихийный характер» [123, с. 127].
В докладе от 15 октября 1941 года, предоставленном Гиммлеру бригадным генералом СС Шталером о деятельности «Группы А», которая действовала в Белоруссии и Прибалтике, вытекает, что хотя «верная приказам, полиция готова была решить еврейский вопрос всеми мерами и со всей решительностью» [123, с. 127], «не менее важно было установить на будущее время в качестве бесспорного и доказуемого факта, что освобожденное население по собственной инициативе прибегло к самым суровым мерам против большевиков и евреев, без того, чтобы можно было обнаружить наличность указаний со стороны немецких органов» [123, с. 128-129].
Такая политика позволяла не только переложить на других грязную работу, но и встать в позу освободителей: мол, стоило нам сбросить советскую власть, как народ сам истребил своих мучителей и эксплуататоров. Иногда это удавалось: в Латвии погромы удалось вызвать путем «соответственного воздействия на латышскую вспомогательную полицию. В ходе погрома все синагоги разрушили, и около 400 евреев было убито. Так как в Риге скоро наступило всеобщее успокоение, дальнейшие погромы стали невозможны.
Как в Ковно, так и в Риге, поскольку это было возможно, были сделаны кинематографические и фотографические снимки, устанавливающие, что первые стихийные погромы евреев и коммунистов были проведены литовцами и латышами» [123, с. 129-130].
«В Эстонии, при относительно незначительном числе евреев в стране, не было возможности вызвать погромы…» [123, с. 130].
По данным американского профессора латышского происхождения Андреаса Эстергалиса, до прихода немцев в Латвию убито было 23 тысячи евреев. В Риге сожжена хоральная синагога вместе с полутора тысячами евреев, сбежавшимися туда, чтобы искать «убежища в Божьем храме» [124, с. 78-79].
Так что не только в подстрекательстве дело. Народы Прибалтики, кроме разве что эстонцев, поднялись на погромы еще до прихода нацистов, в то время, когда Советской армии в стране уже не было, а нацистской – еще не было. То есть ситуация Едвабно, едва ли не уникальная в Польше, в Литве и в Латвии стала типичной. Почему? Да потому же, почему было и Едвабно: потому что среди еврейского населения этих стран слишком многие встречали Красную армию как свою армию. То есть слишком многие евреи в этих странах запятнали себя предательством, государственной изменой и сотрудничеством с оккупантами1.
Помощь любым оккупантам со стороны польских и латышских евреев – это государственная измена.
«Среди подпольной компартии Латвии, среди тех, кто радостно встречал Красную армию, было большое количество евреев. На горе евреям, первым комиссаром НКВД Латвии – всего на три месяца – стал еврей Сергей Шустев» [124, с. 78]. Та же ситуация в Литве.
На Западной Украине – то же самое. Хонигсман в своей книге обо многих евреях пишет, что они убиты «местными нацистами», а не немцами, но и объясняет причину: «Евреи Волыни, Ста-ниславщины и Подолья активно помогали становлению Запад-ноукраинской Народной Республики и ее армии» [107, с. 75].
Но если в сравнении с Польшей страны Прибалтики выглядели менее благополучно, то в сравнении с Белоруссией и Украиной тут население было несравненно гуманнее и порядочнее в отношении к евреям.
[1] Можно как угодно относиться к Польше, Литве и Латвии – но ведь это были самостоятельные государства, со своими границами, законами и армиями. Их подданные – в том числе евреи – были гражданами этих государств. Среди всего прочего, они служили в армиях этих государств и приносили воинскую присягу.
Ссылаясь на книгу Марка Дворжецкого, изданную Еврейским народным союзом во Франции и Еврейским национальным рабочим союзом в Америке в 1948 году, Соломон Шварц показывает, что только очень небольшая часть населения Вильно помогала евреям. Но…
Многие профессоры Вильнюсского университета (Дворжецкий называет семь имен) тайно и с большим риском для себя и своих семей помогали евреям: прятали их, давали продовольствие и деньги, продавали для них вещи и т.д. Директор виленского архива вместе с литовским учителем и польской монашкой спасли двенадцать евреев. Много евреев было спасено польскими женщинами. Дворжецкий называет троих – видимо, самых активных, — каждая из которых спасла несколько десятков человек. Многие польские домработницы и няни спасали детей своих хозяев.
Многие католические священники, литовцы и поляки, не только сами спасали евреев, но и призывали прихожан (по крайней мере, семь или восемь из них были за это повешены).
Настоятельница бенедиктинского монастыря под Вильно скрывала 17 евреев, связанных с организацией Сопротивления в виленском гетто. В этом же монастыре в ноябре 1941 года состоялась встреча представителей виленского подполья с курьером варшавского гетто (был этот курьер поляком). Другие два курьера виленского гетто – это польки. Одна из них погибла.
«Я полагаю, что число поляков и христиан вообще, укрывавших евреев, было значительно больше, чем известно. Деревенские поляки проявили при этом гораздо больше сердечности, чем горожане. И, наверное, значительно большее число поляков укрывало бы евреев, если бы не панический страх, что у них обнаружат евреев. Немцы повесили на Кафедральной площади в Вильно человека (это был еврей), расклеили плакаты по улицам и объявили в газетах, что это христианин, наказанный за помощь евреям; труп висел так несколько дней» [123, с. 345-346].