Еврейский мир
Шрифт:
В тридцатые годы Сольд привлекла hадасу к участию в спасении еврейской молодежи из Германии, а позже — и всей Европы. Осуществленная ею программа «Алия молодежи» спасла от гитлеровских концлагерей примерно 22 тысячи еврейских детей.
Личная трагедия жизни Сольд — в том, что она никогда не была замужем; женщина, чья жизнь была посвящена спасению детей, сама никогда не имела детей. Когда ей было за сорок, она страстно полюбила ученого-талмудиста Льюиса Гинзберга. Он был на пятнадцать лет моложе ее и отвечал на ее чувства исключительно платонически. Вскоре после того, как их отношения прервались, она писала: «Сегодня минуло четыре недели с того дня, когда мое единственное подлинное счастье было убито». Спустя много лет она призналась одному из своих друзей: «Я бы все отдала, лишь бы иметь своего собственного ребенка».
До сих пор Генриетта Сольд считается подлинной героиней американо-еврейской истории, ученейшей женщиной, еврейкой с сильно развитым национальным самосознанием и человеком, спасшим многие тысячи жизней.
Основанная ею hадаса в 1990 г. насчитывала около 350 тысяч членов, являясь крупнейшей еврейской организацией США.
Глава 214
Луис Брандес (1856–1941)
Когда покойный Главный раввин Эрец-Исраэль Авраам-Ицхак Кук лежал на смертном одре, он спросил своего знаменитого, но неверующего врача-еврея: «Наступит ли день, когда евреи, которых считают великими людьми, станут еще и великими евреями?»
Луис Брандес, первый еврей, назначенный членом Верховного суда США, был великим человеком с великим еврейским сердцем. В 1917 г., когда он был уже преуспевающим юристом, специализировавшимся на трудовом законодательстве, президент Вудро Вильсон выдвинул его кандидатуру на освободившееся в Верховном суде место. Она вызвала значительное сопротивление в конгрессе как из-за либеральных политических убеждений Брандеса, так и из-за его религиозной принадлежности. После ожесточенной борьбы кандидатура, однако, была утверждена. В последующие годы американский президент Ф. Д. Рузвельт считал Брандеса образцом высочайшей морали.
В Верховном суде Брандес стойко защищал либеральные ценности. Бросив вызов крайне консервативному суду, который имел обыкновение отвергать новые социальные законопроекты, Брандес доказывал, что американская Конституция не воплощает в себе одного определенного социального или экономического подхода. Резко отличались от мнения его коллег и те заключения Брандеса, где он поддерживал законы о минимальной заработной плате и в защиту прав трудовых союзов. Когда он уходил в отставку в 1939 г., Верховный суд уже склонялся к принятию тех взглядов, в отношении которых Брандес долго был одинок.
Незадолго до своего назначения в Верховный суд Брандес увлекся сионизмом, став его страстным и активным приверженцем. На посту президента Американской сионистской федерации он руководил сбором средств для новых еврейских поселений и на развитие культурной жизни в Эрец-Исраэль. После назначения в Верховный суд Брандес отказался от всех не имеющих прямого отношения к его новым обязанностям дел за исключением сионизма. В 1920 г. он даже подумывал выйти из состава Верховного суда, чтобы возглавить Всемирную сионистскую организацию.
Брандес резко критиковал тех евреев, которые боялись, как бы поддержка ими сионизма не поставила под вопрос их лояльность к Америке. Из «множественности лояльностей», разъяснял Брандес, вовсе не следует, что они исключают друг друга: «Человек может быть лояльным по отношению к своей семье, своему городу, своему штату и своей стране и не должен опасаться, что эти лояльности вступят друг с другом в конфликт». И сегодня, спустя три четверти века, евреи ссылаются на эту мысль Брандеса, опровергая обвинения тех, кто действует в интересах Израиля, в «двойной лояльности».
В начале 1920-х гг. Брандес разошелся во взглядах с Хаимом Вейцманом (ведущим деятелем сионизма, а впоследствии первым президентом Израиля), вследствие чего отказался от видных постов в сионистском движении. Однако Брандес остался пылким сторонником сионизма, и после его смерти самая большая часть его наследства отошла по завещанию сионистскому движению.
До самой своей кончины Брандес горячо выступал за сохранение американского еврейства, убеждая евреев США поддерживать свое национальное самосознание и свою причастность к еврейским делам. «Чтобы быть хорошим американцем, — любил он повторять, — мы должны становиться лучше как евреи». Для Брандеса это заявление не было риторическим. Когда в 30-х гг. из Эрец-Исраэль в США прибыл сионистский педагог Шломо Бардин, он посетовал Брандесу на то, что значительное число евреев-студентов равнодушны к своей вере. Когда евреи безразличны и равнодушны к своей вере, считал Брандес, это плохо как для евреев, так и для Америки. Особенно тревожил его интерес многих верующих евреев 30-х гг. к коммунизму и Сталину. Брандес уговорил Бардина не торопиться с возвращением в Эрец-Исраэль и позаниматься со своими молодыми коллегами. В результате частых бесед у Бардина и Брандеса возникла идея создания того, что впоследствии получило название Института Брандеса — первой организации, которой вдова Брандеса разрешила взять имя ее супруга после его кончины в 1941 г.
В настоящее время Институт Брандеса-Бардина — одна из многих еврейских организаций, носящих имя судьи Луиса Брандеса. Самая известная из них — Университет Брандеса (Волтхэм, штат Массачусетс), не связанный ни с одним конкретным течением иудаизма.
Профессор юриспруденции Р. Барт приводит возражения руководителей Американской ассоциации адвокатов против назначения Брандеса в Верховный суд. Их представитель заявил Сенату: «Мистер Брандес не действует согласно канонам адвокатуры…(он) всегда выступает перед своими клиентами в роли судьи вместо того, чтобы быть адвокатом своего клиента, и это противоречит практике адвокатуры». Профессор Барт так комментирует это заявление: «Это может показаться более чем достаточным основанием для признания человека непригодным к работе в судебном учреждении. Однако глубокий смысл этого обвинения в том, что Брандес нарушил профессиональные нормы, поскольку прилагал свои собственные представления о правильном поведении к своим клиентам и в силу этого был готов осудить их еще до того, как приступит к их защите». В этом отношении Брандес сознательно или бессознательно придерживался еврейской судебной традиции (см. «Санhедрин»).
Глава 215
Альберт Эйнштейн (1879–1955)
Альберт Эйнштейн вполне может считаться самым известным евреем XX в. Вероятно, никто больше в истории человечества не пользовался такой известностью именно в качестве гения. Эйнштейн знаменит в первую очередь благодаря своей теории относительности. Его значение для американской истории в значительной мере стало следствием письма, которое Эйнштейн в 1939 г. написал президенту Ф. Д. Рузвельту, обратив его внимание на важность экспериментов по расщеплении атомного ядра: «Некоторые из последних исследований, осуществленных Э. Ферми и Л. Сцилардом, позволяют мне ожидать, что в ближайшем будущем элемент уран может быть обращен в новый и важный источник энергии… Этот новый феномен мог бы также привести к созданию бомб, и представляется вполне вероятным — хотя далеко не столь несомненным, — что это позволит создать обладающие неимоверной мощью бомбы нового типа».
Письмо Эйнштейна и его международная репутация были главными факторами, побудившими Рузвельта принять вскоре Манхэттенский проект, в результате которого через пять лет появилась атомная бомба, обеспечивавшая победу Америки над Японией и окончание Второй мировой войны. Реакция Эйнштейна, когда он услышал, что на Хиросиму сброшена атомная бомба, была весьма простой: «Ой вей!»
В отличие от большинства евреев XX в., которые заняли выдающееся положение в науке и искусстве, Эйнштейн остался глубоко верным своему народу. Даже когда он стал пользоваться широкой славой, то по-прежнему с болью думал о страданиях евреев. Когда журналист спросил Эйнштейна о международной реакции на его открытия, родившийся в Германии физик ответил: «Если моя теория относительности окажется правильной, то Германия назовет меня немцем, а Франция — гражданином мира. Если она окажется несостоятельной, те Франция назовет меня немцем, а Германия — евреем». Хотя Эйнштейн не был верующим в общепринятом понимании, он глубоко верил в Высшее Существо. «Б-г не играет с Вселенной в кости», — выразил он свою убежденность в том, что в космосе царит закон, а не анархия.