Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг.
Шрифт:
Исследователи не располагают мемуарами Рузвельта, умершего в апреле 1945 г., поэтому позиция президента в отношении СССР, вопросе о советских границах, к «прибалтийской», «польской» и другим спорным проблемам, участию СССР в послевоенном устройстве Европы требует специального анализа, основанном как на архивных документах и мемуарах, так и на многочисленных исследовательских работах, посвященных его деятельности. При разработке этой темы мы должны учитывать как традиционные принципы американской внешней политики, так и роль отдельных личностей в определении позиции США к России.
Американская (и в целом западная) историография отношений между СССР и США в годы Второй мировой войны, контактов лидеров союзных государств и особенностей политики Вашингтона в диалоге с Москвой в 1941–1945 гг. весьма обширна и многогранна. Прежде всего, следует отметить большой пласт мемуарной литературы государственных, военных и общественных деятелей США, уделявших в своих воспоминаниях существенное внимание оценкам Советского Союза. В этом ряду стоят Г. Трумэн, К. Хэлл, Э. Стеттиниус, Дж. Ф. Бирнс, Г. Уоллес, У. Леги, Г. Икес, Э. Рузвельт, У. Стендли, А. Гарриман, Дж. Дин, Ч. Болен, Дж. Кеннан, Р. Шервуд, А. Даллес и другие7.
Работы западных авторов, выходившие в свет в 1950—1980-х гг. и посвященные советско-американским отношениям, публиковались в условиях холодной войны. Однако, независимо от сделанных в них оценок и выводов, многие из которых, мягко говоря, были не совсем объективными и только обвинительными по отношению к Москве; они вводили в научный оборот значительный пласт архивных документов, упоминали о ранее неизвестных широкой общественности фактах, анализировали детали деятельности самого президента США, Госдепартамента, других американских министерств и ведомств, их оценки военно-политических акций СССР. В этой связи заслуживают внимания работы М. Столера, Р. Гэннона, Р. Мессера, Р. Дивайна, Р. Даллека, Л. Гарднера, А. Полонски и других авторов9.
Историки западной «ортодоксальной школы»10, интерпретируя причины начала холодной войны, действия ее основных виновников, стремясь ответить на вопрос о ее неизбежности и истинных намерениях Сталина, Рузвельта, Трумэна и Черчилля, так или иначе, затрагивали проблему многовариантности американских оценок России в 1939–1945 гг.
Современный историк М. Макколли замечает, что основные положения «ортодоксального» направления были сформулированы еще в знаменитой «длинной телеграмме» Дж. Кеннана от 22 февраля 1946 г. и его статье (подписанной анонимом «мистер Х») «Источники поведения Советов» в июле 1947 г. К концу 1948 г. большинство американских и, в целом, западных политических деятелей восприняли позицию Кеннана, выражавшуюся, прежде всего, в жесткой критике намерений и поведения Москвы на международной арене11. В научной среде аргументация Кеннана была также адаптирована и вскоре нашла выражение в работах историков. Наиболее влиятельными на раннем этапе холодной войны стали книги таких представителей «ортодоксальной» школы как У. Макнейла и Г. Фейса, позднее А. Шлезингера (мл.), Дж. Комбса и др.12 По мнению этих авторов, истоки холодной войны лежат в самой идеологии марксизма-ленинизма, в советской доктрине классовой борьбы, предусматривающей распространение коммунистической революции по всему миру, в мобилизации московскими лидерами своего народа против кажущихся им внешних угроз. Советская политика к западным странам представлялась, в этой связи, изначально враждебной, а имевшее место сотрудничество 1941–1945 гг. объяснялось лишь временной необходимостью со стороны Кремля. Отмечалось, что Сталин всегда стремился расширить зону коммунистического влияния, надеясь на ослабление ведущих западных держав в борьбе друг с другом. Нападение Германии вынудило его пойти на временный альянс с Великобританией и США, не забыв при этом свои основные экспансионистские цели. В 1941–1945 гг. Сталин получал огромную помощь от США и Великобритании, без которой война могла бы пойти по другому сценарию, но в конце войны, не удовлетворившись оккупацией одной лишь Восточной Европы, советский лидер задумал прибрать к своим рукам и всю Германию. Дальнейшие его планы, как утверждали историки, распространялись на различные регионы Европы и Азии.
Согласно «ортодоксальной» точке зрения, президент Рузвельт, государственный секретарь К. Хэлл и, до некоторой степени, президент Г. Трумэн и госсекретарь Дж. Бирнс недооценили «потенциально экспансионистскую основу» советской внешней политики. В ходе войны, лелея напрасные мечты о будущей демократизации советского режима, присоединении России к демократическому сообществу государств и опасаясь общественного мнения в собственной стране, не желающего затягивания разрешения проблем о послевоенном устройстве Европы, они уступили Сталину восточную часть континента, оправдывая это тем, что она нужна для обеспечения безопасности СССР.
Более того, замечали историки, американские лидеры не имели ясного представления о характере будущего устройства мира и Европы и, несмотря на предупреждения англичан, шли на долгосрочные политические уступки Москве в обмен на краткосрочные военные выгоды. Заботясь прежде всего о сохранении сотрудничества со Сталиным, они допустили Красную армию в самый центр Европы, признали просоветское правительство Польши, согласились с новыми границами Польского государства, сквозь пальцы смотрели на эксплуатацию СССР своей зоны оккупации Германии. На встрече Совета министров иностранных дел в декабре 1945 г. признали коммунистические правительства Болгарии и Румынии. В целом в работах указанных авторов подчеркивалось, что Советский Союз, хотя и помог западному миру избавиться от угрозы коричневой чумы, во главу угла всегда ставил свои экспансионистские цели. Раздел Европы и начало холодной войны вызревали в ходе самих боевых действий и стали неизбежными после вхождения Красной армии в европейские страны и отказа СССР пойти на действенное сотрудничество с западным миром. Неверные оценки намерений Москвы в европейских и общемировых делах, распространявшиеся в 1941–1945 гг., значительно осложнили положение западных демократий в послевоенном противостоянии с коммунистической Россией. Создание в 1949 г. НАТО стало логичным и неизбежным ответом на экспансионистские устремления СССР, заключали представители «ортодоксальной» школы. В целом подобные оценки роли СССР были отнюдь не удивительными в разгар холодного противостояния двух систем.
Однако с конца 1950-х – начала 1960-х годов в западной историографии, посвященной отношениям между СССР, США и Великобританией во время Второй мировой войны и причинам начала холодной войны, стало развиваться направление, противоположное «ортодоксальному». Оно получило название «ревизионистское». Оценки России, ее роли в войне и делах послевоенного мира продолжали занимать в нем ведущее место. Среди исследователей этой школы выделяются У.А. Вильямс, Т. Маккормик, У. Лафебер и Л. Гарднер, Г. Колко, Г. Альперовиц и др.13 Они полагали, что Советский Союз просто не может быть обвинен в начале холодной войны. Россия, едва избежавшая разгрома в борьбе с Гитлером, понесшая гигантские потери, лежащая фактически в руинах была теперь вынуждена отстаивать свои интересы перед могущественными Соединенными Штатами, национальный продукт которых увеличился за годы войны более чем в два раза и которые приобрели монополию над ядерным оружием. «Ревизионистское» направление выделяет тезис о том, что сталинская Россия 1930-х годов была сконцентрирована главным образом на подъеме своей экономики и модернизации и уделяла лишь опосредованное внимание идеям мировой революции. Гитлеровское нападение на СССР, за которым последовало мужественное и эффективное сопротивление Красной армии немецкой военной машине, сняли с повестки дня угрозу мировой гегемонии стран-агрессоров. Бескомпромиссная борьба на Восточном фронте дала возможность западным демократиям провести спокойную подготовку к высадке в Европе, но в то же время она несла с собой огромные жертвы и разрушения для советских людей. Вполне понятно, что Москва уже в ходе войны ставила перед своими союзниками вопрос о гарантиях своего будущего существования и развития. В целях собственной безопасности она желала утверждения в пограничных с собой странах таких правительств, которые не проводили бы антисоветской политики и искала путей полной ликвидации угрозы со стороны Германии. Подобные цели необязательно означали, что государства Восточной и Юго-Восточной Европы должны были быть советизированы. Более того, Москва сдерживала в конце войны коммунистические движения на западе и юге континента, что предопределило сохранение капиталистической системы в этих регионах еще до начала осуществления «плана Маршалла».
Главная причина начавшейся после войны конфронтации, согласно мнению «ревизионистов», кроется в американской экономической и политической системе. Либеральная капиталистическая экономика США нуждалась в резком укреплении своих возможностей в области торговли и инвестиций. В противном случае могли проявиться присущие ей слабости, остановив быстрое поступательное развитие страны. Такой курс требовал и масштабного распространения политического влияния Америки. Историк У. Вильямс подчеркивает и выгодную для Вашингтона политику «открытых дверей», предполагавшую равный доступ США на все иностранные рынки, свободу торговли и ликвидацию протекционистских тарифов. Поскольку Соединенные Штаты являлись ведущей экономической державой, такая политика равных возможностей вела только к усилению американского доминирования в мире – как экономического, так и политического14. Пропаганда открытого мира, в котором США и СССР будут совместно следить за безопасностью, была отнюдь не ошибкой Рузвельта. В конечном итоге, целью Вашингтона было распространение “Pax Americana” на всю планету, где ведущую роль в поддержании порядка принадлежала бы США15.
«Ревизионисты», говоря о причинах вовлечения США во Вторую мировую войну, усматривают и их желание расширить свое влияние на мировую экономику, не дав Японии и Германии захватить столь необходимые Америке рынки. В ходе войны решалась также и проблема проникновения США в сферу влияния Британской империи, которая считалась одной из самых приоритетных. Что касается негативных оценок Вашингтоном поведения Москвы в странах Восточной и Юго-Восточной Европы, то здесь также многое зависело от политики «открытых дверей». Этот регион ранее не имел большого значения для США, но новый курс подразумевал активную борьбу и на этом направлении, конечной целью которого должно было стать ослабление России и рост конкурентных возможностей самих Соединенных Штатов.
С точки зрения «ревизионистов» советское руководство не могло терпеть подобную угрозу своим национальным интересам, тем более, что экономическое и политическое проникновение США в различные регионы сопровождалось воинственным антикоммунизмом. В ответ, СССР предоставил свободу рук революционным организациям и занялся укреплением своего влияния в тех странах, куда могли проникнуть американцы. По мере того как в Вашингтоне в 1944–1945 гг. все больший вес приобретали лица, придерживавшиеся самых негативных оценок внешней политики Москвы, отношения двух стран продолжали скатываться к конфронтации. Важнейшими вехами на пути к послевоенному противостоянию бывших союзников стал отказ США предоставить СССР большой кредит на восстановление своей экономики, давление администрации Трумэна на Кремль с целью адаптировать политику «открытых дверей» в Восточной и Юго-Восточной Европе, одностороннее решение Вашингтона оборвать поставки в СССР по ленд-лизу сразу после окончания войны, сопротивление американских представителей размерам советских репарационных требований от Германии и прекращение репарационных поставок в Россию из западных оккупационных зон Германии в мае 1946 г., использование Соединенными Штатами своей атомной монополии для получения контроля над экономикой Советского Союза и сопредельных ему стран. Когда же Вашингтон осознал, что Москва не собирается сдаваться и уступать американским требованиям, то приступил к созданию собственной сферы влияния. Его последующие действия привели к окончательному разделу Германии и Европы и жесткой конфронтации двух блоков.