Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.
Шрифт:
В общем за обе социалистические партии было подано 13 827 тысяч голосов 9, за буржуазные партии, поддерживающие республику (центр и демократическая партия), — 11 622 тысячи голосов, за монархистов (германско-национальная и германско-народная партия) — 4467 тысяч голосов. Спартаковцы отвергли участие в выборах.
Национальное собрание открыло свои заседания 6 февраля 1919 г. в Веймаре. Спустя пять дней (11-го) оно избрало президентом Германской республики Фрица Эберта (члена социал-демократической партии большинства, бывшего рабочего-седельника), а 13 февраля был образован кабинет министров, куда вошли представители социал-демократов большинства, демократов и центра. Первым министром стал Шейдеман, военным — Носке, иностранных дел — граф Брокдорф-Ранцау. Председателем Национального собрания был избран Ференбах, бывший президентом рейхстага во время войны (член партии центра).
Два дела огромной важности должно было сделать это собрание: во-первых, заключить мир, во-вторых, дать Германии конституцию. Для выработки конституции была избрана комиссия под председательством Гуго Прейса. Что же касается мира, то здесь Национальное собрание оказалось в необычайно тяжелом положении.
5. Вручение графу Брокдорф-Ранцау полного текста Версальскою трактата
Уж очень зловещие признаки умножались с каждым днем, уж очень тревожные вести неслись из Парижа. В отдаленном кабинете дворца французского министерства иностранных дел шли ежедневные секретные заседания совета четырех, и молва упорно повторяла, что Клемансо одолевает Вильсона, что о 14 пунктах Вильсона будто никто уже на заседаниях и не говорит, что готовятся самые убийственные условия для Германии. Правда, во всем мире говорили в эти же месяцы, что одновременно совет четырех вырабатывает статуты Лиги наций, «органа международной справедливости». Тогда еще не знали, что этот дорогой Вильсону проект Лиги наций повернулся не в пользу Германии, а против Германии.
Дело в том, что Вильсон упорно желал сделать статут Лиги наций неразрывной частью будущего мира с Германией. Клемансо и Ллойд-Джордж на это пошли (учитывая, конечно, полнейшую реальную безвредность для них этого будущего учреждения) и именно поэтому могли без труда справляться отныне с оппозицией со стороны Вильсона: если что и не так рационально будет сделано, беды большой нет, ведь Лига наций все как-нибудь в будущем исправит. Именно это искусное использование против Вильсона его же собственного порождения — Лиги наций — и заставило впоследствии одного американского публициста сравнить Вильсона в совете четырех с «пуританским проповедником, заблудившимся в игорном притоне». Как мы видели выше, это сравнение опять-таки слишком идеализирует Вильсона, подменяет реального, исторического Вильсона каким-то воображаемым лицом. Если бы речь в Париже шла не об интересах Германии, а о реальных интересах Соединенных Штатов, то, конечно, с президентом никакие «игроки» не совладали бы. Вильсон всей своей жизнью показал, что, когда он действительно чего-нибудь хочет, то не останавливается перед самыми решительными действиями.
К числу признаков, очень тревоживших веймарское Национальное собрание, относилось неприглашение германских делегатов на переговоры. Это было и тяжким, небывалым унижением национального самолюбия, и вместе с тем указанием на необычайно жестокий характер подготовляемых условий. Мир продиктованный, который враги прикажут подписать (ein Diktatfrieden), — так уже наперед называли будущий мир. Зловещим симптомом были также новые и новые тяготы, возлагаемые на Германию маршалом Фошем при каждом новом продлении перемирия (в декабре 1918 г., в январе 1919 г., в феврале 1919 г.). Между прочим, при одном из таких продлений перемирия (16 января) Германия принуждена была выдать почти весь свой торговый флот.
Статьи, печатавшиеся во французской и английской прессе не оставляли сомнений, что Германии предстоит приготовиться к самым тяжким потерям.
Наконец, все в Париже было готово. Еще 18 апреля 1919 г. было получено в Веймаре приглашение от Клемансо прислать к концу месяца делегацию в Версаль. 29 апреля в Версаль прибыла германская делегация под председательством Брокдорф-Ранцау, министра иностранных дел (делегация состояла из пяти человек). 7 мая, как уже упомянуто, состоялось в Версале заседание конференции с участием немецкой делегации. Собственно, это первое заседание должно было заключаться в передаче графу Брокдорф-Ранцау текста мирного договора, а второе заседание должно было быть вместе с тем и последним и состоять в церемонии подписания договора. Никаких других общих заседаний не должно было быть, так как германскому правительству было наперед заявлено, что никакие устные разговоры об условиях не допускаются: германские делегаты, если им угодно, могут делать свои замечания в письменной форме и направлять их председателю конференции Клемансо. Ответы на свои замечания они будут получать также в письменной форме. Жить в Версале они должны были в отеле, оцепленном (вместе с особым местом для прогулок) французской стражей и колючей проволокой.
Заседание открыл Клемансо несколькими словами о порядке ведения дела. «Час сурового расчета пришел», — сказал он между прочим. Отвечал ему глава немецкой делегации граф Брокдорф-Ранцау. «Мы не обманываемся насчет размеров нашего поражения, насчет степени нашего бессилия. Мы знаем, что сила немецкого оружия сломлена, мы знаем ярость ненависти, которая нам тут противостоит, и мы слышали страстное требование, чтобы победители нас одновременно считали побежденными и наказали как виновных. От нас требуют, чтобы мы признали себя единственными виновниками войны: подобное признание было бы в моих устах ложью», — так начал граф Брокдорф-Ранцау [190] . Он признавал дальше, что Германия (бывшая германская власть) виновна тоже в войне, но и другие в ней виновны; что во время войны немцы делали преступления против международного права, но и их победители делали подобные преступления. Он с укором говорил о «сотнях тысяч невоюющих, которые уже после 11 ноября (перемирия) погибли от блокады, были убиты с холодной обдуманностью, после того как победа была уже достигнута и обеспечена за противниками». В конце своей речи Брокдорф-Ранцау возлагал свои надежды на Лигу наций.
190
За социалистов большинства — 11 510 000 голосов, за независимых социалистов — 2 317 000 голосов.
На этом заседание и окончилось. Вернувшись к себе после заседания, германские делегаты начали читать полученную ими свежеотпечатанную большую книгу, которой суждено было начать новую эпоху мировой истории.
6. Содержание трактата. Впечатление в Германии. Вопрос о подписании трактата. Отставка Брокдорф-Ранцау и кабинета Шейдемана. Подписание Версальского мира 28 июня 1919 г
Версальский договор имеет одну черту, которая придаст ему особый, резко индивидуальный характер. Не то, чтобы эта черта встречалась в первый раз в истории; в Тильзитском договоре Наполеон точно так же распорядился с той же Пруссией. Но с того времени, с 1807 г., эта черта уже не встречается в мирных трактатах между европейскими государствами. Именно с этой черты и нужно начать характеристику всего документа.
Договор обращает Германию из субъекта, могущего заявить и поддержать силой свою волю, в объект, в пассивное политическое существо. Германия теряет право иметь армию, кроме 96 тысяч солдат и 4 тысяч офицеров, причем солдаты нанимаются на 12 лет, и если кто из них умирает до истечения этого срока, то его нельзя заменить другим (до конца срока, на который был нанят умерший). Таким образом, воинская повинность уничтожена, и нельзя ее никаким замаскированным путем восстановить. Уничтожается главный штаб. Уничтожается артиллерия (кроме малого числа — 288 — легких орудий), и впредь отнимается право заводить ее. Уничтожается все военное воздухоплавание, и отнимается право заводить его. Уничтожаются все крепостные укрепления и все укрепления военных портов. Воспрещается выделка оружия (даже на продажу в другие страны). Проводится еще целый ряд аналогичных условий. И все это сводится к конечному результату:
1) Германия навсегда лишается армии; ей позволяется иметь лишь вооруженную силу, которая могла бы нести службу внутренней охраны от «беспорядков» Учреждаются контрольные комиссии союзников для наблюдения за точным выполнением и постоянным соблюдением этих постановлений.
2) Германия лишается нрава иметь военный флот. Ей оставляют лишь 6 крейсеров (по 10 тысяч тонн), 6 легких крейсеров (по 6 тысяч тонн), 12 истребителей-миноносцев и 12 канонерских лодок, т. е. силы, совершенно недостаточные для охраны хотя бы малой части береговой полосы. Право держать подводные лодки отнимается. Морские порты Германии, а также реки Дунай, Рейн [191] , Эльба, Одер объявляются доступными для судов союзных держав без разрешения Германии.
191
Вгосkdогf-Rantzau U. К. Dokumente. Berlin, 1922, стр. 113. Rede. Versailles, 7 Mai 1919.
3) Германия не только теряет все без исключения свои колонии (со всеми железными дорогами и вообще всем казенным имуществом, бывшим в колониях), но утрачивает также право впредь заводить колонии и внеевропейские владения. Она вообще лишается права вывозить куда бы то ни было из своих пределов хоть часть своего маленького войска, которое ей оставлено. Возведение каких бы то ни было укреплений на левом берегу Рейна и на пятидесятикилометровой полосе к востоку от Рейна воспрещается.
Перечисленные в этих трех пунктах меры «навсегда» (т. е. пока существует Версальский трактат) лишали Германию какого бы то ни было военного значения в международной политике, лишали даже возможности надеяться на улучшение своего положения, делали ее совершенно беззащитной не только против любой великой державы, но и перед лицом даже второстепенных держав вроде Польши или Чехословакии. Суверенитет Германии ограничивался в самом важном пункте: Германия отныне в самом существовании своем не обеспечивалась своими силами, а только соглашениями и условиями, зависевшими от воли других держав. Сравнительно с этими пунктами договора, все остальные, как бы ужасны для Германии они ни были, все же могли показаться более переносимыми.