Европа
Шрифт:
XXXIII
Пятнадцать лет Дантес ничего не слышал о Мальвине.
Но в один прекрасный день он получил открытку из Германии. Всего несколько строк: «Дорогой Жан, надеюсь, что у вас все благополучно, я часто о вас думаю. В газетной хронике мне иногда встречаются отзывы о вашем замечательном успехе. В последнее время мое здоровье несколько пошатнулось, а длительный досуг побуждает к воспоминаниям… Я была бы рада получить от вас весточку». Ниже следовал адрес. Дантесу показалось, будто он в мгновение ока высвободился из какой-то скорлупы. Для него открытка в первую очередь означала, что он прощен. Он написал, но не получил ответа. Через несколько
На берегу озерца под названием Сеель, на выезде из деревни, он нашел нужную улицу и дом, значившийся в адресе, и остановил машину. Местность была затянута туманом, похожим на перехваченный в полете дождь, обездвиженный и сгущенный в мутную стоячую влагу. Это было грязно-серое двухэтажное сооружение с четырьмя остроконечными башенками, наподобие тех загородных резиденций, что снимают себе состоятельные люди. Повсюду карабкался вверх всклокоченный плющ, которому явно требовался парикмахер. На двери висела металлическая табличка с надписью «Клиника св. Агнессы, д-р Куртлер». Он позвонил. Ему открыл человек с каменным лицом, одетый в безупречный клетчатый костюм, канареечного цвета жилет и перчатки. Над верхней губой, как бабочка, примостились седые усики. Вздернутая бровь придавала неподвижному взгляду фарфорово-голубых глаз выражение напряженного и слегка придирчивого внимания.
— Я хотел бы поговорить с баронессой фон Лейден.
Человек впустил его. Какой-то врач, в белом халате и со стетоскопом в руке, показался в коридоре и, улыбаясь, вошел в прихожую. Его лицо было как будто бы знакомо Дантесу, но он не мог в точности сказать, где его встречал. Кажется, в картинной галерее графа Сен-Жермена, где Дантес неоднократно покупал столь любимые им полотна XVIII века, которые торговец еще ухитрялся выискивать в путешествиях по разным уголкам Европы.
— Вы хотите поговорить с баронессой фон Лейден? Я доктор Куртлер…
— Жан Дантес…
Врач взглянул на него с любопытством:
— Ах да, конечно… Она несколько раз писала вам, вы отвечали… к сожалению, мы не могли передать ей ваши письма. Видите ли… Ситуация довольно деликатная… — Он сдвинул очки на лоб. — Пожалуйста, пройдемте ко мне в кабинет. Я вам объясню…
Дантес последовал за ним. Так он узнал, что Мальвина несколько раз попадала в психиатрические клиники, со временем ее визиты туда участились, и в этот раз ее состояние, судя по всему, серьезно ухудшилось.
— Сейчас рассудок возвращается к ней не более чем на полчаса в день… — Врач посмотрел на Дантеса с немного печальной улыбкой. — И в эти моменты просветления она говорит только о вас. И пишет вам письмо… Каждый раз одно и то же… Несколько месяцев назад она действительно прочитала о вас в газете.
— Я не знал, как с ней связаться, — сдавленным голосом произнес Дантес. — Я пытался найти ее, но напрасно…
— Да, — сказал врач, — это можно понять. Как многие психически больные люди, она отдает себе отчет в своем состоянии и предпочла бы, чтобы вы сохранили о ней… иные воспоминания.
Дантесу никак не удавалось сладить с дыханием. Ощущение удушья и тяжести, давящей грудь, было похоже на жестокий приступ астмы.
— Естественно, мы не могли передать ей ваши ответы, потому что шок…
Дантес услышал свой голос, звучащий непонятно откуда, издалека и совсем слабо:
— Да, конечно… — Он сидел очень прямо, вцепившись руками в подлокотники. Наконец он выговорил: — Я могу ее увидеть?
Психиатр вертел в руке очки.
— Я не имею права разрешить вам свидание. Об этом не может быть и речи. Она испытала бы тяжелейшее потрясение. Я уже сказал вам, она приходит в сознание лишь на полчаса в день, около одиннадцати часов утра или шести часов вечера. Если вы настаиваете, я мог бы впустить вас в сад. Вам нужно будет только спрятаться за листвой, и когда придет время прогулки…
Дантес хватал ртом воздух.
— Но я категорически вам этого не советую. Не советую из гуманных соображений… по отношению к баронессе фон Лейден…
Внезапно он впился глазами в Дантеса.
— Она чрезвычайно изменилась. Вы знали женщину лет тридцати семи — тридцати восьми, а теперь увидите сумасшедшую, которой перевалило за пятьдесят. Возможно, вы будете поражены, но это дело ваше. Только мне бы очень не хотелось, чтобы баронесса, которая, очевидно, все еще глубоко вас любит, предстала перед вами в своем нынешнем состоянии… Говорят, она была красавицей… Уверен, что она предпочла бы остаться ею в ваших воспоминаниях…
— Да, — глухо произнес Дантес.
В темном маленьком кабинете с зарешеченными окнами воцарилось молчание.
— Однако я предоставляю решать вам, — сказал доктор Куртлер. — Хотя… Видите ли, тут дело в… уважении к человеку. Итак?
— Я согласен с вами, — пробормотал Дантес. — Я не имею права видеть ее в таком положении. Это немыслимо. Кто за ней ухаживает?
— У нее есть дочь.
— Вот как? Я не знал…
— Да, я думаю, она не сама ее воспитывала, из тех соображений, что…
— Понимаю.
— Еще совсем юная, почти ребенок… Ну и потом есть кое-какие друзья… Разумеется, мы многого не требуем, это вопрос милосердия… Когда-нибудь девушка с нами рассчитается.
Дантес снова испытал трусливое чувство облегчения.
— Послушайте, доктор, я настаиваю на том, чтобы взять на себя все расходы по содержанию и лечению и выплатить аванс в счет будущего платежа… За год, два… Все, что понадобится. Назовите любую сумму.
Он подписал чек на пять миллионов и вышел успокоенный. Он дал себе слово регулярно возвращаться и следить за состоянием Мальвины. Но как раз в то время он поступил на новую должность и был послан в Вашингтон, так что смог наведаться в Гамбург только через полгода. Он с удивлением заметил, что табличка с именем доктора Куртлера и названием клиники, висевшая на двери, исчезла. Он позвонил. Ему открыла дородная старуха в бигуди и со шваброй в руке.
— Можно видеть доктора Куртлера?
— Не знаю такого.
— Но здесь была клиника…
Дама разглядывала его с презрением, которое, видимо, приберегала для всех слишком хорошо одетых людей.
— Клиника? Какая клиника? Вы ошиблись адресом. Я смотрю за этим домом уже одиннадцать лет…
Дантес вынул из кармана платок и отер лоб.
— Вы никогда его никому не сдавали?
— А как же, когда хозяева уезжали в отпуск… Раз или два, наверное…