Европейцы
Шрифт:
– Входите, сэр, – сказал мистер Уэнтуорт, сопровождая свои слова каким-то скованным жестом. – Вам надлежит здесь присутствовать.
– Я знаю, о чем вы толкуете, – ответил мистер Брэнд. – Я слышал, что сказал ваш племянник.
– А он слышал, что сказали вы! – воскликнул Феликс, снова поглаживая его локоть.
– Я не уверен, что понимаю, – сказал мистер Уэнтуорт тоном таким же скованным, как и его жест.
Гертруда смотрела во все глаза на своего бывшего поклонника, она была не менее озадачена, чем ее сестра, но она отличалась более живым воображением.
–
Молодой человек посмотрел на нее отчужденным взглядом.
– Но не потому, что я не желаю вас больше видеть, – проговорил он так, словно хотел довести это до всеобщего сведения.
– Вы вправе не желать меня больше видеть, – сказала негромко Гертруда.
Мистер Уэнтуорт не мог прийти в себя от изумления.
– Вам не кажется, что вы изменили вашему решению, сэр? – спросил он.
– Да, сэр, – мистер Брэнд посмотрел на всех – на всех, кроме Шарлотты. – Да, сэр, – повторил он, прикладывая к губам платок.
– Каковы же ваши нравственные основания? – спросил мистер Уэнтуорт, считавший всегда, что его младшей дочери при ее своеобразном характере нужен как раз такой муж, как мистер Брэнд.
– Знаете, иногда изменять решение очень нравственно, – подсказал Феликс.
Шарлотта тихо отошла от сестры; она все ближе придвигалась к отцу. Наконец рука ее незаметно скользнула ему под руку. Мистер Уэнтуорт сворачивал бостонские «Известия» до тех пор, пока не превратил их в на удивление маленький комок, который он и уместил в одной ладони, крепко придавив его другой. Мистер Брэнд смотрел на мистера Уэнтуорта, и, хотя Шарлотта стояла тут же рядом, он так с ней глазами и не встретился. Гертруда наблюдала за сестрой.
– Не стоит говорить о том, что изменилось, – сказал мистер Брэнд. – В каком-то смысле ничего не изменилось. – Я чего-то желал, о чем-то вас просил; я по-прежнему чего-то желаю, о чем-то вас прошу. – Он помолчал. Вид у мистера Уэнтуорта был недоумевающий.
– Я хотел бы, как священник, сочетать браком эту пару. – Наблюдавшая за сестрой Гертруда увидела, что та вспыхнула до корней волос, а мистер Уэнтуорт ощутил, что она прижала к себе его руку.
– Силы небесные! – пробормотал мистер Уэнтуорт, впервые в жизни чуть ли не побожившись.
– Как это чудесно, как благородно! – воскликнул Феликс.
– Ничего не понимаю, – сказал мистер Уэнтуорт, хотя ясно было, что все остальные уже все поняли.
– Это прекрасно, мистер Брэнд, – сказала, вторя Феликсу, Гертруда.
– Я хотел бы вас обвенчать. Мне это доставило бы большое удовольствие.
– Как говорит Гертруда, прекрасная мысль! – сказал, улыбаясь, Феликс; мистер Брэнд, в отличие от него, не пытался улыбаться. Он относился к своему предложению чрезвычайно серьезно.
– Я все обдумал, да, я хотел бы вас обвенчать, – подтвердил он.
Шарлотта все шире открывала глаза. Воображение ее – я не раз уже вам говорил – было не таким живым, как у сестры, но сейчас оно как бы несколько раз подпрыгнуло.
– Папа, – прошептала она, – соглашайся!
Мистер Брэнд это слышал; он отвел взгляд, но мистер Уэнтуорт, тот, очевидно, совершенно был лишен воображения.
– Я всегда считал, – начал он медленно, – что Гертруда при ее характере нуждается в том, чтобы ее особым образом направляли.
– Папа, – повторила Шарлотта, – соглашайся.
И тут наконец мистер Брэнд посмотрел на нее. Отец почувствовал, как она всей тяжестью оперлась на его руку. И поскольку раньше этого никогда не случалось и сопровождалось это каким-то милым замиранием голоса, мистер Уэнтуорт невольно спросил себя: что с ней? Он посмотрел на Шарлотту как раз в тот момент, когда она встретилась взглядом с молодым богословом, но даже это ничего мистеру Уэнтуорту не сказало. Продолжая все так же недоумевать, он тем не менее наконец произнес:
– Я согласен – поскольку это рекомендует мистер Брэнд.
– Мне хотелось бы совершить обряд как можно скорее, – сказал с торжественной простотой мистер Брэнд.
– Чудесно, чудесно! – воскликнул, радуясь без зазрения совести, Феликс.
– Очень возможно, но при условии, если вы способны здесь что-нибудь понять, – заметил рассудительно и не без некоторой язвительности мистер Уэнтуорт, снова опускаясь на стул.
Гертруда, подойдя к сестре, увела ее с собой. Феликс, взяв под руку мистера Брэнда, вышел вместе с ним через французское окно из комнаты, а мистер Уэнтуорт так и остался сидеть в беспросветном недоумении.
Феликс в этот день не брался за кисть. После обеда они сели с Гертрудой в одну из лодок и медленно – Феликс почти не прикасался к веслам – скользили в ней по озеру. Они говорили о мистере Брэнде… и не только о нем.
– Это был благородный жест, – сказал Феликс, – даже героический.
Гертруда смотрела задумчиво на озерную рябь.
– Он этого и хотел: он хотел совершить подвиг.
– Теперь он не успокоится, пока нас не обвенчает, – сказал Феликс. – Что ж, тем лучше.
– Он хотел проявить великодушие, испытать высокое нравственное удовлетворение. Я хорошо его изучила, – продолжала Гертруда. Феликс не сводил с нее глаз; она говорила неторопливо, погрузив взгляд в прозрачную воду. – Он не переставая об этом думал днем и ночью. Думал о том, как это прекрасно. И наконец решил, что это его долг; его долг ни много ни мало как обвенчать нас. Он исполнился восторга, сознания собственного величия. Он очень это любит. Для него ничего не может быть лучше – это даже лучше для него, чем если бы я дала согласие.
– Для меня это, во всяком случае, лучше, – улыбнулся Феликс. – Кстати, раз уж речь зашла о его самопожертвовании, не кажется ли вам, что, когда он принимал решение, он уже не так горячо восхищался вами, как, скажем, за несколько недель до того?
– Он никогда мной не восхищался. Он восхищался всегда Шарлоттой; меня он жалел. Я хорошо его изучила.
– Стало быть, он уже не так горячо вас жалел.
Подняв глаза, Гертруда смотрела несколько секунд, улыбаясь, на Феликса.
– Вам не пристало, – сказала она, – преуменьшать величие его подвига. А восхищался он всегда Шарлоттой, – повторила она.