Эвтаназия, или Последний парад
Шрифт:
— Нушно фнимательно слетить за нофостями, — приземлился рядом и Майкл. — Очень скоро путут интересные сообщения!
— С моих начали? — прищурился депутат.
— Как обещали, — поманил пальчиком стриптизёршу Алекс.
— Ну, тогда начинаю строительство, — расправил плечи депутат. — Планы нужно воплощать в жизнь!
— Это правильно! — Алекс воткнул купюру в трусики стриптизёрши. — Потанцуешь для нас?
— Ми полушили интересный сикнал от наших военных трузей, — наклонился к депутату поближе Майкл. —
— Авианосца? — задумался депутат. — Это ж сколько же туда можно народу напихать?
— Тысяч тридцать, сорок. — Небрежно пробросил Алекс.
— Это же можно всю область прихватить, — возбуждённо расстегнул галстук депутат.
— Итётё ф толю? — прищурился Майкл.
— А куда же мы, без доли! — поднял рюмку депутат.
Стриптизёрша задёрнула штору кабинки, и теперь оставалось только догадываться, что за танцы она демонстрировала за занавесом.
Полная луна зависла над кораблем, степенно рассекающим воды залива.
В нереальной тишине отпечатывались сочные мелодии аккордеона: Корень подыгрывал Гале, а та просто, по-домашнему, напевала песни своей молодости. Оказалось, что и команда, и другие пассажиры помнили эти шлягеры. Они дружно помогали звезде: Зарецкая и Маша изображали эстрадную подпевку, а Баринов размахивал паяльником Корня, как дирижёрской палочкой. Только Рудина не принимала участия в музыкальном шоу: она с нетерпением поглядывала в сторону капитанской каюты.
Гузь, Нечитайло и Луценко многозначительно переглядывались, наблюдая за компанией.
— Ну, совсем на покойников не тянут, — хмыкнул Нечитайло. — Вот народ живучий! А эта, училка, прямо на десять лет помолодела!
— А что, — поправил отросшие усы Гузь, — хорошая женщина, интеллигентная, и ещё не старая.
— Орёл, — вздохнул Луценко, — орёл наш кэп. Я за этой пьянкой и думать позабыл о бабах.
— А мне, — негромко сознался Нечитайло, — от длительной «завязки» по ночам снова секс снится!
— С кем? — оживился Гузь.
— Ну, не с тобой, помполит, — успокоил его Нечитайло. — Мне снится такая невысокая, с раскосыми глазами, молчаливая.
— Чукча, что ли? — догадался Гузь. — Да она тебе во внучки годится!
— То-то и оно, — с сожалением согласился Нечитайло.
Корабль неожиданно вздрогнул и стал медленно сбавлять ход.
— Что такое? — удивился Луценко.
— Полный стоп, — определил Гузь ситуацию.
Кожанов вышел из рубки радиста и негромким голосом приказал: — Все по местам! Приготовить шторм трапы. У нас гости…
Словно раздвинув многотонный водяной занавес из глубины океана, выдвинулся на поверхность подводный крейсер и пошёл параллельным курсом с надводным собратом.
— Пираты! — радостно завопила Зарецкая, указывая на громадину.
Музыка смолкла, все вскочили на ноги и бросились к борту. Попытался встать и Корень, но боль в позвоночнике не дала ему это сделать. Он сдержал стон и остался в кресле.
— Похоже, это не пираты, а ваши соотечественники, — возразил Зарецкой Баринов. — Американцы всегда патрулируют русские корабли.
— Но мы же не будем воевать с Америкой? — растерянно спросила Рудина.
— Тише, тише! — успокоил пассажиров капитан. — Это свои, черноморцы. А вас всех прошу принять к сведению: никто ничего не видел и не слышал.
Пассажиры понимающе переглянулись между собой.
Через некоторое время оба корабля легли в дрейф.
Со стороны подводного собрата замелькали сигнальные огни, и надувная моторка подошла к штормтрапам крейсера.
На палубу вскарабкались офицер-подводник и два матроса. Офицера проводили в каюту капитана, а матросы остались у штормтрапа.
— Мальчики! — немедленно объявилась рядом с морячками Зарецкая. — Вы что, действительно из Одессы?
Моряки переглянулись и вежливо развернулись лицом к Зарецкой.
— Нет, уважаемая, — ответил один из них, — мы из разных мест. Саша — из Бийска, а я — из Москвы.
— Неужели москвичей ещё призывают на службу? — подключился к разговору Баринов. — Там же у всех связи.
— Я сам попросился, — гордо выпрямился матрос.
— Ты чё, сирота? — подозрительно посмотрел на парня Корень. — Или от зоны закосил?
— Не, — засмеялся матрос, — я не сирота! Я — чукча! Последний московский чукча!
— А? — выдохнули одновременно воздух Баринов, Рудина, Гала и Зарецкая.
Корень произнёс другую фразу, которую нет смысла приводить — все её и так
знают.
Пассажиры обернулись к Маше.
Негромко, ничем не выдавая своих эмоций, Маша спросила матроса о чём-то по-чукотски.
— Коля, — ответил тот и пошёл к Маше навстречу.
Они остановились в полушаге и с изумлением вглядывались в черты лица друг друга.
— Ты из какого стойбища? — спросила его по-чукотски Маша.
— Я с Красной Пресни, — смущённо ответил по-русски Коля, — мои родители давно живут в Москве. Я потому и язык плохо знаю. Я вообще думал, что я последний чукча.
— Это я — последний, — улыбнулась Маша.
Колонна русских пробивалась сквозь заснеженный перевал.
Время от времени пассажирам приходилось выходить из автобуса и подталкивать буксующие машины. Евлампий старался изо всех сил и подбадривал других: — Старайтесь, братцы, старайтесь! Земля наша рядом! Скоро будем дома!
— Ты бы лучше своим делом занялся, Евлампий, — проворчал рядом Матвей, — того и гляди пурга начнётся. Читай-ка молитву нужную, а мы тут сами управимся.