Евтушенко: Love story
Шрифт:
…На моей памяти — начиная с 60-х — экстенсивным воздействием на общее стихотворство обладали, не говоря о Маяковском, Есенине, Пастернаке, Мандельштаме, Багрицком, Ахматовой и Цветаевой, уже ушедших к той поре, некоторые поэты второй половины XX века: что бы кто ни думал о них, это — Евтушенко, Слуцкий, Вознесенский, Окуджава, Ахмадулина, Межиров, Соколов, Самойлов, Тарковский, Рубцов, Кузнецов, Чухонцев… Фигуры несомасштабные, разные по силе, значению и длительности звучания. В совокупностиони — с решительным прибавлением Бродского — и были тем явлением, которое Некрасов видел в Пушкине относительно своего времени, имея в виду конец пушкинской эпохи («Стыд стиха», 2009).
А<ндрей> Белый ушел
Праздники, впрочем, подбрасывает жизнь. В частности, всяческие юбилеи. Появляются стихи. В частности, «Гоголь-фест» <Бориса> Херсонского в «Крещатике», № 3, 2010. Написано здорово. Есть все — широкое дыхание, ритмическая свобода, богатая лексика. Сбои и спотыкания не оттого, что настолько сопротивляется материал и автору трудно. Ему легко. Он и оскальзывается не то чтобы понарошку, но сознательно. Чтобы избежать гладкописи. Вообще говоря, Херсонский, соглашусь, — случай,но больше все-таки вопрос.Это — легкость или ловкость? Гоголь у него по существу ни при чем. Гоголевская аура — возможно да. Полет фантазии — да, почти оттуда. Но это лишь точка отталкивания, и хорошо, что фантазия летит-таки. Получается что-то причудливо-притчевое, сказово-сказочное. Разумеется, это не хождение в народ, не фольклорная экспедиция, это, пардон, литературщина, то есть то, что рождено в недрах самой литературы и — очень умело — переведено в плоскость злободневности. «Столик красного дерева одиноко стоит в степи, / общее благо повсюду, куда ни ступи. / Вставай-поднимайся, народ. Любимая — спи». Вот вам и центон (двойной), а про любимую — еще и из Евтушенко. К которому Херсонский небезразличен, боюсь — не меньше, чем к Бродскому. С каким знаком — плюсом ли, минусом ли — не важно. Вещание на массы, по возможности просвещенные, имеет место и нередко преобладает над веществом стиха («Знать грамоте», 2010).
Настаивать на термине — арт-поэзия— мы не будем. Но явление существует. Более того, оно шире, чем артист, пишущий стихи, и стихи, написанные артистом. Поэтические произведения, ставшие спектаклями; концерты чтецов; даже выступления поэтов, прибегающих к арсеналу сценического искусства: Евтушенко в частности. Любимовские «Антимиры» с участием Вознесенского.
В этой связи надо особо сказать о 60-х, о той поре, когда началось и пошло далее во времени второе — после Серебряного века — пришествие поэзии на театр. Классика — Шекспир или Пушкин — само собой, Брехт — тоже, но речь о современной поэзии, когда тот же Любимов и его последователи по всей стране показывают зрителю постановки на основе современной поэзии, включая творчество поэтов-фронтовиков. Или, независимо от «Таганки», превосходную вещь Семена Кирсанова «Сказание про царя Макса-Емельяна» (нынче переписанную-перепоставленную Марком Розовским). Тогда-то и возникает чуть не в массовом порядке этот творческий тип: артист, пишущий стихи. Арт-поэт, если хотите («Не шей ты мне, матушка…», 2010).
Длинная строка, богатая ритмика, голосовое гудение — куда от этого денешься? Это вошло в стиховой состав всех, кто начинал в отрезке времени от 30-х до 60-х. Тот же Евтушенко, наиболее верный ученик (Луговского. — И. Ф.,2013) по всем параметрам — от актерства до трибунности. А лукавство? Посвятить стихотворение «Ограда» якобы памяти Луговского (испросив разрешения у вдовы), на самом деле имея в виду Пастернака. Публичность прежде всего. Ничего для архива. Но «Середина века» писалась в стол. В архив. Так ли? Он подготовил публикацию этих поэм, немилосердно их изувечив («Улица Луговского», 2011).
99 процентов нынешних — особенно молодых — стихотворцев не читали «Братскую ГЭС». Может быть, и 99,9 процента. Но последняя цифра может коснуться и «Василия Теркина» Твардовского, и «Сказа о царе Максе Емельяне» Кирсанова — практически всей недавней классики. Это не есть хорошо. Хотя бы из соображений «врага надо знать» («Кладбище паровозов», 2012).
Народ спросит: а где Евтушенко? Факт неувенчанности сего патриарха на данном ристалище красноречив: «Поэт» — премия текущего исторического момента, избирательная оптика минуты, притормозившего мгновенья сегодняшней истории («Поэт. Национальный. Русский», 2013).
Р. S.
Последнее высказывание появилось в апрельском номере «Нового мира» (2013) за несколько дней до решения жюри премии «Поэт» о победе Евгения Евтушенко.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Е. А. ЕВТУШЕНКО
1932, 18 июля —родился в городе Нижнеудинске Иркутской области. Мать — Зинаида Ермолаевна Евтушенко (1910–2002). Отец — Александр Рудольфович Гангнус (1910–1976). Оба — геологи. Вскоре ребенок перевезен на станцию Зима, к родственникам его матери Дубининым.
1933— следующий переезд в дом деда, Рудольфа Александровича Гангнуса, по адресу: Москва, Четвертая Мещанская, д. 17, кв. 2, в Марьиной Роще.
1937—первое стихотворение «Я проснулся рано-рано…» [10] .
1940— учеба в московской школе № 254.
1941, осень —эвакуация в Зиму. Мать, ставшая певицей, отправляется с концертами на фронт.
10
Здесь и далее фиксируется дата создания, а не публикации произведения. Публикация оговаривается особо.
1943, декабрь —приезд матери в Сибирь; ее тяжелая болезнь (тиф). К этому времени родители будущего поэта расстались.
1944— бабушка Мария Байковская меняет внуку фамилию отца на материнскую.
Конец июля— возвращение с матерью в Москву; для упрощения въезда в столицу год рождения сына переменен на 1933-й.
1945—учится в школе «неисправимых» № 607.
Весна— мать возвращается с фронта. Рождение сестры Елены.
1947—занимается в поэтической студии Дома пионеров Дзержинского района.
1948—посещает литературную консультацию издательства «Молодая гвардия».
Осень— исключен из школы с «волчьим паспортом». Уезжает на работу в геолого-разведочную партию отца в Казахстане.
1949, весна — лето— начало дружбы с поэтом и спортивным журналистом Н. Тарасовым. Знакомство с критиком Вл. Барласом.
2 июня —первая публикация: стихотворение «Два спорта» в газете «Советский спорт».
9 октября— первое упоминание имени Евгения Евтушенко как поэта в обзоре стихов, присланных в редакцию газеты «Московский комсомолец».
1950, осень— присутствует на чтении Б. Пастернаком перевода «Фауста» Гёте в Центральном доме литераторов. Первая встреча с Я. Смеляковым.
Рубеж 1940–1950-х— активные публикации в газетах.