Excelsior
Шрифт:
— Крил, беснуйся, сколько твоей душе угодно, но я получил особые рекомендации по разработке Т-17, и если ты посмеешь натравить на него своих тупиц, то я лично постараюсь отправить тебя в ближайшую акцию с билетом в один конец. Ты становишься неуправляемым. Оставь обиды, ведь тот злополучный рейд планировала не мать Т-17, она его лишь возглавляла, и погибла вместе с основным отрядом. Скажи спасибо судьбе, что выжил!
— Не води меня за нос. Своей судьбе я спасибо не скажу, но и остальные поплатятся. Не быть ублюдку оператором. Сдохнет, как обычное мясо.
— Твой цинизм меня поражает, Крил, твои слова достойны доноса Комиссии, какое неверие! Еретические слова произнесены! Все подчиняются одной высокой цели, а кто собственный интерес выгадывает, тому зась!
— Хороший интерес — яйца отстрелили! Могли бы операцию оплатить, регенерацию сделать.
— За эту
За дверью наступила тишина, разбавленная только нервным стуком чьих-то пальцев по столу.
— Предлагаю разговор закончить на следующем: ты оставляешь мальчишку в покое, и даешь команду группе не трогать его. За Т-17 я спокоен — он свой авторитет самостоятельно наберет, и уважение в группе ему будет. А я твои эмоциональные измышления оставлю на твоей совести, и в Комиссию они не пойдут. До поры, до времени. Только дай мне повод. В противном случае будешь ждать в карцере до следующего прилета челнока. Забываешь, с кем связался. Хоть от меня и половина прежнего осталась, но я и оставшейся половиной тебя сотру. Помни. А теперь освободи меня от своего присутствия, что-то тут стало плохо пахнуть.
Я едва успел отскочить на несколько шагов от двери комнаты Варилы, и сделать вид, что подхожу к ней издалека. Дверь открылась, и вышедший из помещения учитель Крил остановил на мне тяжелый взгляд, пытаясь понять, подслушивал ли я у двери и слышал все, о чем они говорили, или действительно только что подошел. Поколебавшись, он принял сторону последней версии, и, ничего не сказав, отправился восвояси. Я зашел к отцу Вариле, но в тот раз он был не в настроении, и дело ограничилось только изучением четвертой части Естествознания, без каких-либо комментариев от отца, устало сидевшего в своем инвалидном кресле, и смотревшего на меня из тени, отбрасываемой лампой. Я ничем не выдал того, что стал невольным свидетелем только что состоявшегося разговора. Наконец, когда время, обычно отведенное на чтение и обсуждение исчерпалось, Варила зашевелился, и тихо сказал:
— Не знаю, насколько тебе интересно это услышать, но я знаю одного человека, почему-то заинтересованного в твоей судьбе, и обещал ему проследить за тобой. Поначалу ты не вызвал во мне желания тобой заниматься, но теперь я вижу в тебе все то, что так необходимо нашему общему Делу. Свободный, творческий мозг — это такая редкость в наше время. Обещаю тебе, что сделаю все возможное для того, чтобы раскрыть весь твой потенциал, и направить его в правильное русло. Держись, мой маленький друг, и не бойся ничего. Я не вечен, но к тому моменту, когда мой дух отойдет в помощь к мессии, ты будешь готов. Клянусь. А теперь можешь идти.
Тихо затворив за собой дверь, я двинулся в спальные блоки. Ни в тот день, ни в последующие за ним ни один из лидеров группы не посмел тронуть меня пальцем. Дни сменялись днями, и в скорости прозвище Клирик прочно устоялось за мной, равно как и определенное уважение товарищей. Благодаря Вариле я смог поддерживать нормальную физическую форму и получал хорошие результаты по силовым дисциплинам. А уж на занятиях, где изучалась, то есть вдалбливалась в голову, диверсионная военная премудрость, мне равных не было. Я думаю, что если бы тот разговор не состоялся, то мой жизненный путь подошел бы к концу гораздо быстрее, чем сейчас.
Что же случилось с Крилом? Не очень тщательно скрываемую ненависть, доставшуюся мне как часть отцовского наследства авансом, учитель показывал в особо тщательном надзоре за моими действиями. Соблюдая договоренность с отцом Варилой, Крил не смел натравить на меня моих одногруппников, да и те не горели желанием лупцевать своего хорошего товарища и друга. Однако, Крил умело использовал весь тот арсенал наказаний, который он имел полное право применять, как учитель. И не реже раза, двух в месяц меня волокли в «холодную», где, содрав куртку и спустив штаны, надзиратель ставил свою роспись на моей спине и ребрах с помощью порядком излохмаченной о туловища таких как я учеников полосы упаковочной ленты. Большой радости я от этого не испытывал, и лопнувшая кожа на спине не всегда успевала заживать до следующей экзекуции. Но мое положение можно было бы назвать положением отдыхающего, по сравнению с одним учеником, которого Крил сильно невзлюбил. Тот каждую неделю валялся окровавленный на койке — ободранный, с торчащими ребрами, невысокий щуплый мальчишка часто падал в обморок среди занятий, за что получал еще порку. Так все и продолжалось, пока как-то раз я не очутился, не помню по какой надобности, в коридорах катакомб, на достаточном отдалении от жилых помещений. Наверное, ноги меня повели к гидропонной ферме, конструкцией которой я вдруг увлекся [2] . Подгоняемый холодом, я быстрым шагом приближался к цели, по памяти сворачивая в хитросплетениях подземелья. Неожиданно навстречу послышались звуки — кто-то приближался. За следующим поворотом я наткнулся на того самого ученика. Он еле переставлял ноги, отрешенно глядя перед собой. Увидев меня, он попытался спрятать правую руку за спиной, но это ему не очень удалось, потому что я успел заметить зажатую в его ладони часть крепежной конструкции — металлический уголок, который обычно использовали для мелкого ремонта свода. Уголок был весь густо измазан в темной жидкости. Сложить в уме один да один — с этим я всегда справлялся моментально. Я резко остановился, и заговорил с этим учеником, хотя не знал его номер и мы до этого момента никогда не общались.
2
одна из прочитанных тогда инструкций подробно описывала гидропонные агрегаты и методы их уничтожения
— Подожди, стой на месте. Не наделай глупостей, вот тебе тряпка, вытри руку.
Как будто в полусне, тот ученик остановился, взял так кстати оказавшийся в моем кармане кусок ветоши, и, выронив уголок, громко звякнувший о камень пола, стал медленно стирать кровь. Убедившись, что руки этого несчастного очистились от всех следов, я отобрал у него тряпку, и аккуратно, стараясь самому не запачкаться, через нее двумя пальцами поднял орудие убийства.
— Где он лежит? Ты понимаешь, о ком я говорю?
Свежеиспеченный убийца вяло махнул рукой в сторону и заговорил:
— Ближе к коридорам наверх, далеко отсюда. Ты меня сдашь?
При этих словах он напрягся, задрожав — силы его были явно на исходе.
— Выкрутишься только со мной. Пошли. И как твой номер, а то не знаю, как обращаться?
— S-7.
— Ну и ладно. А мой Т-17.
Ободряюще кивнув ему, я повел S-7 к входу в теплицу. На наше счастье, там никто не ошивался, а смотритель, видимо, шакалил на хозблоке, вечно голодный. Залезть на верхний ярус сооружения по хрупким лесам было для меня делом привычным. Окровавленная ветошь отправилась в почвенный слой под корни, где от нее не должно было не остаться и следа через пару дней, а металлический уголок пришлось пристроить в месте, где почва периодически окроплялась кислотными соединениями, капающими из прохудившегося соединения шланга. Все материальные следы преступления я счел уничтоженными. Теперь предстояло разыграть оставшуюся часть.
— Мы подождем, пока не подойдет смотритель, а до этого вот тебе культиватор, иди на второй ярус, и давай рыхли со всей дури — к его приходу надо сделать вид, что работа кипит уже часа два.
Иногда смотритель за оказанную помощь мог выдать пару ломтей жмыха — ноль калорий, но жевать, обманывая организм, можно долго.
Все прошло успешно — смотритель оценил нашу помощь, причем сделал вид, что давно за нами наблюдает, наградил каждого жмыхом, и отправил восвояси. По приходу в жилые сектора мы спокойно легли спать, а тело Крила, с раскроенной пополам головой, обнаружили только следующим утром, когда забеспокоившиеся надзиратели, прождав Крила до самого начала уроков, и видя, что никто не приходит, сами отправились на его поиски «на поверхность». Я оказался среди толпы учеников, молча сгрудившихся в коридоре. Постепенно все стали шуметь, и общий настрой зрителей поднялся до бодро-веселого. Наконец, труп Крила потащили к приемнику катализатора, но до этого я успел, не особо скрываясь, отрезать шар с его запястья, на память о мерзком скопце. Руководство пыталось провести что-то вроде расследования, но дело затихло. Вскоре я встретился случайно с S-7 — его было не узнать. Веселый и жизнерадостный, он оживленно трепался с какими-то своими товарищами. Увидев друг друга, мы незаметно для окружающих обменялись многозначительными взглядами, и продолжили, как ни в чем не бывало, заниматься каждый своими делами. Подружиться нам не довелось, но соучастие в таком деле, как убийство учителя, объединило нас в заговор. А в детстве это сильно поднимает настроение и самооценку. Ну уж про себя я так могу сказать со всей определенностью. До приезда нового учителя три группы — R, S, и Т — стал вести отец Варила. Так и видится он мне, с бодрым видом раскатывающий в своем инвалидном кресле среди скачущих по залу боевой подготовки учеников. Пороть стали поменьше.