Extensio
Шрифт:
– Твоя машинка стоит полмиллиона, – ответил Бишоп. – А может, и миллион. Сделана по специальному заказу, уж поверь мне. Я не знаю, куда ты собираешься на ней ездить, но с удовольствием нанялся бы к тебе водителем. Что скажешь?
– Я в Город пока собираюсь, – задумался Джим. – Без машины. Просто не люблю, когда у меня что-то не в порядке. Ладно. Деньги есть. Что нужно? Залог? Задаток? Договор?
– Договора у тебя будут в Городе, – хмыкнул Бишоп. – Здесь верят на слово. Да и залог у тебя, что надо. Сама машина. А вот от задатка я бы не отказался. Кое-какие расходы потребуются сразу. Двадцать монет хватит. Найдутся?
– Да, –
– Валяй, – кивнул Бишоп и, наблюдая, как Джим стягивает кроссовки, переодевает носки, всовывает ноги и в самом деле в удивительно удобные сапоги, а потом надевает на рубашку жилет и начинает рассовывать магазины по многочисленным карманам, заметил. – Ты странно движешься, парень. Кажется мне, что ты из бойцов. Вот только я не могу понять, чему ты учился? Меч в руках держал точно, да и без меча должен с умом руками и ногами махать, но в чем твоя фишка?
– Я и сам не знаю, – признался Джим. – Считай это моим тайным умением. Тайным даже для меня самого. Возможно, я метатель копья.
– Олимпийский чемпион, что ли? – засмеялся Бишоп.
– Не в курсе, – вздохнул Джим. – Я никогда не любил спорт. Так что, ничего не могу сказать. Вот двадцать монет. Не обидишься, если я не появлюсь тут через месяц?
– А куда ты собрался? – спросил Бишоп.
– Пытаюсь вернуться на большую землю, – ответил Джим.
– Вместе с машиной? – схватился за живот Бишоп. – Ты сейчас пошутил ведь?
– И это мне тоже неизвестно, – развел руками Джим.
– Ладно, – кивнул Бишоп. – Если захочешь узнать что-то о собственном умении, выдели как-нибудь время на спарринг, я сразу тебе скажу, что в тебя вложено. Да, если что, можешь оставить свои кроссовки, скощу половину луидора.
– Бери так, – махнул рукой Джим и бросил Бишопу ключи. – Куда тут можно звонить, когда у меня появится телефон?
– Анне, Джерарду и на пост на главных воротах, – пожал плечами Бишоп. – Но на пост лучше не надо, там народ нервный, могут и не передать, хотя их броневики тоже под моим присмотром. Если что, меня Артуром зовут.
– Если что? – переспросил Джим.
– Нет, – скрестил руки на груди Бишоп. – Почему Себастьян назвал тебя рохлей? Он же не слепой!
Это был чертовски тяжелый день. В какой-то момент Джиму даже показалось, что насланная на него эльфийским магом черная смерть никуда не делась и продолжает клубиться вокруг него удушливым облаком. Поэтому, когда Джим входил через парадные двери в трактир, он думал только о том, как бы поесть и отоспаться. Правда, выделенная ему по талону Джерарда койка его не впечатлила. И дело было не в том, что в комнате таких коек стояло с десяток, матрас пошел бурыми пятнами, а не слишком ухоженные туалет и ванная были в одном комплекте на весь этаж. Смущал тяжелый запах немытых тел и какой-то налет безнадежности на всем. «Если боты чувствуют боль как и простые люди, то они должны и пахнуть так, как простые люди», – попытался успокоить себя Джим, поймал взгляд обрюзгшего старика – смотрителя ночлежки, покачал головой и вручил ему и талон на бесплатный ночлег с пожеланиями здоровья и долгих лет жизни, и талоны на бесплатное питание. Начавшийся на ветвях дуба яркий солнечный день к вечеру истратил и яркость, и солнце почти без остатка, но, входя в трактир, Джим неожиданно для самого себя оставил и усталость, и напряжение за порогом.
Вечернее солнце уже клонилось к горизонту, но еще не успело спрятаться за стену, поэтому пронзало лучами те самые витражи, которые снаружи показались Джиму блеклыми и покрытыми пылью. Изнутри, да еще подсвеченные солнцем они казались восхитительными. Крайним справа был изображен воин в тяжелых доспехах с мечом и небольшим щитом. На втором окне стеклянная разноцветная мозаика складывалась в фигуру прекрасной лучницы в довольно легкомысленном облачении. На третьем окне в полуобороте к четвертому окну замер молодой человек с книгой под мышкой и тонким стилетом в руке. На четвертом окне положил руки на посох высокий старец в одеянии, усыпанном золотыми звездами.
– Именно так и все начиналось, – услышал Джим приятный женский голос и, обернувшись, обнаружил рядом седую и улыбчивую женщину. – Когда игра только была создана, и Форт стал ее центром во всех смыслах, игрок мог выбрать только три роли. Воин, вор и маг. Здесь четыре окна, поэтому были выполнены четыре витража, и фигура воина разделилась на два образа – мечника и лучницу. Просто как символ, что внутри этих трех линий могут быть и внутренние варианты.
– А что с этим выбором теперь? – спросил Джим. – Он ведь доступен только людям?
– Только игрокам, ты хочешь сказать? – переспросила женщина. – Теперь все сложнее. Мало того, что появилось много узких классов – вроде различий по магическому умению или по виду оружия, но и много вовсе новых видов. Те же турист, охотник, монах, рейнджер, берсерк. Так однажды все это пришлось умножить еще раз. Все то же самое, но уже по-эльфийски. Или по-гномьему. Или по-гоблински. Да и не только. Каких только чудовищ не бывает. Я уж не говорю об…
– Уродах? – подсказал Джим.
– И о них тоже, – кивнула женщина. – Хотя уроды тут вне закона. А так же о всяком зверье и о… Да вот хоть о роботах! Или как тут говорят, о дроидах.
Джим проследил за взглядом женщины и вздрогнул. За ближайшим столом сидел железный человек и методично отправлял в рот из жестяной банки что-то вроде мелко-порубленного и залитого какой-то тягучей субстанцией пластика.
– Здесь и такое подают? – ужаснулся Джим.
– Нет, это они приносят с собой, – поморщилась женщина. – Я не препятствую, главное, чтобы без запаха. Пожалуй, однажды пришлось бы и мне нечто подобное подрубать, но они, как только чуть подзарабатывают деньжат, тут же устанавливают себе биорасщепитель, и уже заказывают то же, что и все. Это саперная команда. Эй! 413-ый! Только чтобы тут без выхлопа!
– Обижаешь, Аннушка! – проскрипел робот с надписью на железной груди «413. Саперная рота», вылил остатки кушанья в рот через край и, скрипя суставами, потопал к выходу, где все же не сдержался и выпустил изо рта язык пламени, окутавшись при этом легким дымком. В коридоре тут же загудела вытяжка.
– Водой оболью, 413-ый! – с усмешкой прокричала вслед дроиду женщина и вновь обернулась к Джиму. – Я хозяйка. Анна Фирлинг.
– А я Джим, – проговорил он. – Джеймс Лаки Бейкер.
Она отличалась и от Пата, и от Джерарда, и от Ларри Берда, и от Артура Бишопа, и от всех, кого встретил за последние два дня Джим. Наверное, отличалась и от самого Джима. Но совсем немного. Точно так же, как совсем немного, неуловимо она же отличалась и от Себастьяна и Мии. И это почему-то обрадовало Джима, хотя он и не смог бы сформулировать, в чем это отличие.