Эйваз
Шрифт:
Лео так и уснул, обнимая руками кокон из толстого одеяла, внутри которого была я – бесцельно смотрящая в огромный иллюминатор…
Когда берег скрылся из виду и тьма окутала все пространство, я аккуратно выбралась из кокона, и, чтобы не разбудить Лео, на цыпочках вышла из каюты…
Стояла почти безветренная ночь – ни звука, ни движения. Только чуть вибрировала палуба от работы двигателей, да с тихим шелестом торопились умчаться в окружающую темноту рожденные носом судна волны. Все небо было усыпано звездами, некоторые из них
Пройдя в заднюю часть судна, я перебралась через блестящее металлическое ограждение и уткнулась лбом в точно такое же. Просунув голову между холодных перил, посмотрела вниз, где были еле заметны отблески воды в лучах дежурного освещения корабля и откуда шел отрезвляющий запах океана.
А что, если и мне сейчас полететь вниз, как звезды? Что там?
Вдруг встречу на пути мамочку и папочку?
Внезапно мне вспомнился наш последний с мамой поход в храм…
Это было за три дня до того, как неизвестное «чудовище» посетило наш дом.
– Тая, Боженька любит нас. И тебя, и меня, и папу, и Петьку с Антошкой. Он никогда нас не оставит и всегда защитит. Ты, главное, верь в это, – опуская мне на язык кусочек вкусной просфоры, заверила тогда мама.
Верить в это?
Мой подбородок задрожал…
– Мамочка, – шептала я одними губами.
В какой-то момент показалось, что я видела ее рядом с собой. Она сидела на выцветшей бледно-желтой бочке, болтала в воздухе ногами и улыбалась, как бы говоря: «Иди сюда, моя радость, – мама манила меня рукой к себе, подальше от края судна. – Иди сюда, моя малышка…»
– Мамочка, – я рванулась к ней, мечтая упасть в нежные объятия. – Мамочка, мне страшно.
Но, споткнувшись обо что-то на палубе, я пролетела по холодному настилу, больно ударившись головой о какой-то чудовищный крюк и ободрав в кровь нос и ладони. Приподняв голову, я медленно огляделась – мамы нигде не было. Быстро вскочив, обежала крюк.
Может, мама спряталась за ним?
Заглянула за бочку, пошарила руками в сложенном змейкой промасленном канате и несколько раз обошла какой-то механизм, но меня окружала лишь та же темнота.
Тогда впервые я по-настоящему испугалась, еще никогда мне не было так страшно…
– Почему? – упав на колени и задохнувшись от отчаянья, прокричала я в угрюмые небеса что было сил в моем крохотном теле. – По-че-му? – содрогнувшись в спазмах, повторила еле слышно и, прислонившись щекой к ледяной стенке надстройки, сползла на пол, утопая в слезах.
Но никто не отозвался мне: кроме эха, отразившегося от стенок надстройки, мерно покачивающегося на ходу судна, я ничего не услышала.
Обхватив колени руками, я свернулась калачиком от страха, опустив голову на бухту каната. И плакала до тех пор, пока не кончились слезы.
В такой позе и обнаружил меня Лео тогда на рассвете…
Обнимая его за шею, я произнесла единственную фразу:
– Я найду его…
Слова прозвучали совсем не по-детски, и я до сих пор помню, как Лео тогда содрогнулся…
Это были последние слезы, которые помню – больше я никогда не плакала.
Никогда…
* * *
То ли по сохранившейся привычке за долгий период молчания, то ли по каким-то другим причинам, но когда я вновь отважилась говорить, наше общение с Лео практически не изменилось. По-прежнему чаще говорил он, рассказывал новости, привозил интересные книги, шоколад, только вот – перестал читать вслух.
Я замечала, что моя отчужденность царапает ему сердце, но ничего не могла поделать – разговоры у нас как-то не клеились. Он старался всячески сблизиться, достучаться до меня, растормошить, но я была закрыта не только для него – для всего мира. Правда, в этой глухой стене было одно открытое окошко, и этим окошком была матушка Аглая.
Лео очень обрадовался, когда я обратилась к нему с просьбой на очередной прогулке.
– Лео, я хочу попросить тебя кое о чем…
– Все, что хочешь, малышка, – он остановился, давая понять, что весь во внимании.
– Обещаешь?
– Ну, ты говори…
– Ты же сказал, все, что хочешь… – склонила я голову набок.
– Не хитри, Тая.
– Но это ты так сказал.
– Хорошо, – вздохнул он. – Чего ты задумала?
– Пока ничего. Но хочу, чтобы ты дал мне слово. Пошли, вон там… – указала я на огромный черный валун в ста метрах от нас. – Это Камень правды, так называют его монахини.
– Ну, хорошо, – Лео поджал губы, еле сдерживая смех, но покорно пошел за мной.
– Клади руку вот сюда, – я опустила ладонь на камень, показывая пример.
Он изобразил серьезность на своем лице и опустил ладонь рядом с моей.
– Хочу, чтобы ты пообещал мне… – я медлила, боясь, что Лео может отказать.
– Ну что, Тая? – приподнял он мой подбородок в ожидании. – Говори, не тяни.
– Пообещай мне… Никогда-никогда не препятствовать моим желаниям.
Лео убрал руку от камня и расхохотался.
– Ну-у… Тогда ты превратишься в избалованного ребенка, – изрек он.
– Не превращусь, – строго заявила я, не желая терять серьезного настроя. – Обещаю, что многого не попрошу.
– Ну, хорошо, – Лео шлепнул ладонью по камню и улыбнулся.
– Нет, не так, – быстрое согласие показалось слишком легкомысленным и каким-то ненастоящим, а я хотела, чтобы Лео осознал, как это важно.
– А как?
– Поклянись, – аккуратно потребовала я, переживая, что он пойдет на попятную.
– Клянусь не препятствовать твоим желаниям. Если только они…
– Стоп! – перебила я. – Давай без оговорок.
– Но Тая, я имел в виду наркотики и все такое…
Я нахмурилась.