Ежедневник на этот год
Шрифт:
– Может и так. Больше всего меня интересует, что они у вас могут найти.
Юрский покачал головой, но спохватился и произнес с легким оттенком торжества в голосе:
– Практически ничего. Все дело в том, что нас предупредили еще прошлым днем, а сменить неудобные документы - дело одного часа, максимум двух. Оставшиеся, либо вывезены в надежные места, либо уничтожены. Знаете, я даже прохожу свидетелем по этому делу....
– А наши договоренности?
– холодно перебил его Арцыбашев.
– Надеюсь, у ваших людей нет резона насчет них распространяться. И в документальном плане, полагаю, у вас ничего уже не осталось.
– Самая малость.
– Какая именно?
–
– Да, разумеется, но все же...
– Не беспокойтесь, мы оставили все до середины августа прошлого года, там, они ничего не найдут. А все остальное либо уничтожено, либо изменено так, что не подкопаешься. Остались некоторые бумаги, подтверждающие, что мы с вами довольно давно разошлись как в море корабли. После кризиса и вашего избрания на этот пост, разумеется. Конституцию надо уметь чтить, велеречиво заметил Юрский.
Арцыбашев вздохнул, но явно не успокоился полностью. Том не менее, продолжать разговор в том же духе он не стал. Помолчав немного, он произнес:
– Спасибо, что предупредили. Я вам очень признателен.
– Ну что вы, Валерий Сергеевич, не за что. Тонуть едва ли кому хочется, особенно сейчас, после всего, что сделано и сделать предстоит. Еще меньшее удовольствие скрыться в волнах вместе с концом Александрова.
– А вы поэт, - без положенной усмешки произнес Арцыбашев и замолчал, что-то обдумывая. Юрский также тянул паузу. Наконец, мэр произнес:
– Да, что с выемкой, она уже закончилась?
– Нет, - Юрский от неожиданно ворвавшегося в невеселые мысли голоса вздрогнул, последнее время он вообще нервничал, любой пустяк мог выбить его из колеи, как сейчас, например.
– Я полагаю, закончится только вечером архив больно велик.
– И упреждая следующий вопрос собеседника, добавил: - Я вам звоню с автобусной остановки, так что не думаю, что наш разговор вошел в протокол дознания.
– Вас еще не вызывали в качестве свидетеля?
– Нет, пока нет. Приходили сами, вежливо интересовались всем и уходили. Но это были ребята из нашего угро. Вот только сегодня, некстати...
– Понятно. Еще раз спасибо вам.
Юрский криво усмехнулся: официальная вежливость Арцыбашева его всегда раздражала.
– Еще раз не за что.
Следующим днем я отправился в ближайшую от "Казахстана" библиотеку. Однако, в ней интересующий меня отдел периодики оказался представленным едва ли не одной "Правдой" и "Комсомолкой", менее всего меня интересовали эти газеты, да и, скорее всего, газеты вообще, посему я отправился в центральную, носящую имя Писарева.
В ней я раз уже успел побывать, еще до моего стремительного отъезда. Тогда я присматривал себе какое-нибудь легкое чтиво в абонементе, помнится, хотел уже было взять детективы Дюрренматта, но в последний момент раздумал. Сейчас же меня интересовали более толстые глянцевые журналы.
Искать долго не пришлось. В одном из них, именующемся "Профиль" в апрельском номере помещалась статья, страниц на двадцать, которая заинтересовала меня наиболее сильно. Озаглавленная "Внутри узкого круга", она была посвящена самому Глушенко и, в большей степени, его семье, состоявшей из его супруги Тамары Игоревны, женщины, безусловно, привлекательной и в момент бракосочетания, бывшего двадцать лет назад, и продолжающейся оставаться и сейчас; и их дочери Натальи, недавно закончившей школу. Разумеется, а как же без этого, в статье сообщалось об основном местожительстве семьи Глушенко - коттедже на
Автор соизволил изложить подробности семейной жизни, сообщив о том, как двадцать лет назад будущий финансист и депутат Госдумы Марат Глушенко сделал предложение самой красивой девушке города - очень романтично - она, эта неприступная красавица, неожиданно приняла предложение, и едва ли не тотчас сочеталась с ним браком. Первого ребенка, который должен был появиться спустя несколько месяцев после торжественного события, они потеряли и очень боялись, что тоже будет и со вторым, но вот родилась Наташа, которая,...
И так далее и все в том же духе. Оставшуюся часть статьи я просто пролистал, внимательно вглядываясь в отдельные фотографии из семейного архива и сделанные автором в доме Глушенко. Я взглянул на имя и усмехнулся. Ну конечно, же женщина, некая Александра Гарина, от них можно ожидать исключительно такой подачи материала.
О, женщины, вы всегда ударяетесь в мелодраму, в сентиментальность при виде чужого чувства и ожидаете с нетерпением, с такой страстностью, что нечто подобное посетит и вас. Вам неинтересно докапываться до сути, до корней этого чувства, поскольку в глубине души вы боитесь, что тогда чувство это может оказаться ничем иным как той же наивной верой в светлое завтра, которое непременно должно придти, тем же желанием не выносить мусор из избы, не любовью - привычкой к мужу, которые еще что-то может и кроме того, обеспечивает семью бутербродами с икрой и путевками на Канары. О, женщины, вы все мечтаете об одном и том же, но, сами посудите, разве на вас всех этого хватит? Не отвечайте, просто представьте, так будет проще, так будет куда понятнее.
Наташа оторвалась от вида за окном и окликнула ее.
– Мама, подойди сюда.
Она была в другой комнате, смотрела по телевизору интересный фильм с участием Дастина Хоффмана и Мэрил Стрип, в этот момент шла кульминационная сцена. Поэтому она нехотя отвернувшись от экрана, спросила:
– Что там такое?
– Какая-то машина приехала. Вроде того лимузина, что был у отца лет пять назад, он его разбил, помнишь?
– Ну и что?
– против воли переплетения судебного разбирательства на экране между Крамер и Крамером перестали ее интересовать.
– И что такое?
– Так он к репортерам пошел. Сейчас с ними о чем-=то беседует.
Она пожала плечами.
– Может, это их шеф. В смысле, финансист газеты.
Предположение было весьма реальным, ну мало ли что придет в голову человеку, купившему себе газету. Он может принять участие в ее создании, уподобляя себя известному Псмиту, а может просто тыкать пальцем в нужный ему материал с выражением искренней значимости своей роли. Первый вариант, без сомнения, грозит многими неприятностями и интересен для людей оригинальных и с железными нервами, второй же как нельзя лучше удовлетворяет собственные амбиции. Все это пришло ей в голову, и она хотела поделиться соображениями с дочерью, как вдруг услышала от нее новую фразу, совсем уж нелепую: