Ежики в ночи
Шрифт:
Я видел, как после удара тело отлетело на несколько метров и рухнуло на тротуар… Я снова взглянул на Джона. Лицо его было словно вылеплено из гипса. «Кто из нас больший злодей, – мелькнула у меня мысль, – мы или Заплатин? Ведь всех этих людей он спасал».
– Да, – криво усмехнулся Джон, – рация им не нужна.
Машина скорой помощи настигла нас уже за чертой города, где слева от дороги расположился дачный поселок. Она легко обошла нас, вырвавшись метров на тридцать вперед, резко затормозила и юзом развернулась поперек дороги. Еще один камикадзе! Джон успел только
Очнувшись, я увидел, что Джон с разбитой головой, весь перемазанный кровью, вытаскивает из машины человека в белом халате. Я отделался легче всех. Пошатываясь, подошел к ним. Нет, не Заплатин. Но лицо знакомое. Быть может, я видел его в институте? Какая удача, что он – один.
– Живой?
– Не очень. Как ты. И нога, вроде, сломана.
– Если оклемается, станет «передатчиком». Нужно связать ему руки и завязать глаза.
Джон полез в «скорую» и вытащил оттуда несколько пачек бинтов. Я не мог ему помочь – в голове шумело, я еле стоял на ногах. Прислонившись к стенке машины, я сполз на землю и сидя наблюдал, как орудует он.
Когда он все сделал, он помог мне встать, и я сказал, что нужно перевязать ему голову. Но он только отмахнулся:
– Потом! Сейчас нужно домик какой-нибудь найти. Переждем до утра. Здесь не найдут. А днем как-нибудь дальше проберемся.
По дачному городку он почти нес меня. Он спасал меня. А я думал о том, как я предал его тогда. Именно предал.
… По пути к Джону мне встретилось несколько человек, и все были какие-то странные. Деревянные какие-то. И хотя я понимал, что быть того не может, про себя я повторял: «Ежики плачут в ночи… «Ежики плачут в ночи…» Я заглядывал им в лица, но никак не мог понять, какого цвета у них глаза.
Джон был дома. Все в том же состоянии патологической прострации, в котором пребывал все последние дни. И был он немного выпивший. Светка по этой причине активно собиралась к подруге, а он слонялся по комнате, всячески мешая ей. Разговор их явился бы достойнейшей иллюстрацией к брошюрке Минздрава «Этика семейных отношений». Мое присутствие их ничуть не смущало; правда, уху моему достался только самый финал их беседы. Открыла мне Светка:
– Заходи, Толик. Я ухожу, так что не стесняйся… Где мой пакет? Ну-ка встань, – (это она Джону), – ну конечно. Так, кофта… Отойди. Вот она. Так ты не ответил мне, муженек, что бы ты сделал, если бы я сообщила тебе, что у меня кто-то есть?
– Заржал бы тебе в лицо.
– Скотина.
– А тебе как хотелось бы? Чтобы я сгорал от ревности? Молил бы тебя вернуться? А потом бы зарезал вас обоих и сам бы зарезался?
– Во всяком случае, тогда ты хоть немного походил бы на мужчину.
– На придурка, точнее.
Светка поджала губы, видно было, что она на грани срыва. Я по опыту знал, что мое вмешательство только усугубило бы дело и отмалчивался. К тому же в Светкиных рассуждениях было что-то Лелино.
– А знаешь, почему я засмеюсь? – спросил,
– Ну?
– Потому что не поверю. Во-первых, ты – трусиха. Даже напакостить как следует у тебя не хватит духу. А тем более – признаться в этом. Во-вторых, кому ты нужна?
Светка побелела от ярости.
– Нужна, Женечка, нужна, – многообещающе сказала она и, выдернув из-под него шапку, хлопнула дверью. Джон обмяк и даже, по-моему, посерел. Ухмылка на его лице моментально сменилась тупым болезненным выражением. Он улегся на диван и задрал ноги вверх.
– А я вот зачем зашел: про Деду Славу поговорить.
– Чего о нем говорить? – насторожился Джон.
– Я не могу сказать откуда, но я узнал точно: в нашем городе есть организация, типа московской «Памяти», и он туда входил. А Заплатин тут не при чем.
– Ты уверен? – по-моему, даже с разочарованием посмотрел на меня Джон.
– Уверен. И еще уверен, что это не наше дело и не стоит связываться. Вот и все, пойду я. Пока.
– Подожди, – он спрыгнул на пол. Я думал, он хочет остановить меня, но он вдруг порывисто обнял меня, затем так же неожиданно отступил на шаг, отвернулся и сказал:
– Иди.
Странно у нас выходит. На работе мы с Лелей даже не смотрим друг на друга. Если и перекинемся парочкой слов, то это – профессиональные термины. Типа:
– Где подклишовка к снимку?
– Досылом, завтра сдам.
Или:
– Поправь-ка полоску, заверстки много.
– Ой, Толик, будь другом, поправь сам. Мне еще отчет с бюро вычитать надо. Ладно?
И только в конце рабочего дня (Маргаритищи в редакции позже четырех не бывает), когда головы уже отказываются соображать, мы начинаем чувствовать.
Потом мы идем к моему дому и с каждым шагом становимся ближе не только к нему, но и друг к другу. Мы специально идем пешком, чтобы это ощущение было почти осязаемым.
Наш городок сильно изменился за последнее время. Не потому, что он, мол, строится или как-то по-новому оформляется. Меняются люди, их манера поведения на улице. Появились «тусовки»: тут, под навесами летнего базарчика собираются «брейкеры», здесь – фарцовщики, а это – пятачок, куда после закрытия кабаков стекаются так и не «снятые» за вечер «девочки».
Порой мы заглядываем в кафе «Муза», чтобы выпить хорошего кофе (больше нигде в городе не умеют его готовить), послушать музыку, просто посидеть. Здесь тоже – забавная команда завсегдатаев. Мы даже здороваемся, хотя, по имени я знаю только двоих – Серегу и Леру.
Серый – фигура экзотическая. По специальности он – паталогоанатом, по призванию же – если не сексуальный маньяк, то, как минимум, первой гильдии кобель. Своими неизменными аксессуарами – тщательно отглаженным костюмом-»тройкой» удивительной белизны и курчавой рыжей бородой – он повергает в смятение и трепет забредших сюда на огонек девиц и знакомится с каждой второй из них. Делает он это на зависть легко и весело, только в глазах нет-нет да и мелькнет холодный профессиональный огонек.