Эзопов язык в русской литературе (современный период)
Шрифт:
В 1990 году польский лингвист Анна Вежбицка, эмигрировавшая в Австралию, написала статью «Антитоталитарный язык в Польше» 25 . В этой ставшей очень известной работе Вежбицка уточняет и дополняет многие идеи Халлидея. Она описывает антиязык как «языковую самооборону», возникшую в социалистической Польше 1970–1980-х годов. Носители польского антиязыка – не криминальное меньшинство (как считал Халлидей), а большинство жителей Польши, и для них антиязык является не выученным, а родным. Но самое главное – это язык политической борьбы: он помогает говорящему оказаться вне правил социалистической системы, разрушить ее, предложив альтернативные (часто обидные или презрительные) названия для сакрализованных объектов. Например, тайная политическая полиция официально называлась Отделом государственной безопасности, и ее сотрудники говорили «Безопасность» или «аппарат», а носители польского антиязыка – только «УБ» (Urzad Bezpieczenstwa). Формально это просто обычная аббревиатура, но, по утверждению Анны Вежбицка, ее использовали – с оттенком презрения – только те люди, которые воспринимали себя вне этой системы и даже в оппозиции к ней. Кроме того, аббревиатура УБ слегка созвучна слову ubikacja (‘уборная’).
25
Wierzbicka A. Antitotalitarian language in Poland: Some mechanisms of linguistic self-defense // Language in Society. 1990. Vol. 19. № 1. P. 1–19.
Но, чтобы русскоязычному читателю был более понятен механизм этой «языковый самообороны», лучше обратиться к рассмотрению современного русского примера. В современной России есть официальное название институции, которая в последнее время взяла на себя контроль внутренней политики. Это Администрация президента РФ. Большое количество россиян, которые находятся в сложных отношениях с действующей властью, называют Администрацию Президента РФ просто аптека, апешечка или даже Анна Павловна (так комически расшифровывается аббревиатура АП). Такие внешне невинные, панибратские, презрительно-ласкательные имена вряд ли могут встретиться в речи сторонника действующего режима. Они позволяют продемонстрировать, что говорящий как бы «вынимает себя» из официальной российской иерархии. Тот, кто называет Администрацию Президента «Анной Павловной», показывает, что он относится к большому и пугающему институту как к неприятной тетке. Эти субституты не просто описывают неприятную реальность с юмором – они могут трансформировать понимание этой реальности, делая ее менее страшной и таким образом помогая выжить.
Слегка романтическая концепция Анны Вежбицкой предполагает, что антитоталитарный язык всегда сражается, чтобы в конечном итоге разрушить идеологический контроль. Я бы сказала, что это не прямой протест, но способ объединения слабых за спиной «сильных» с целью создать ту самую альтернативную реальность, где нет страшных институций, а есть «аптека» или «уборная» (тут можно вспомнить, как некоторые россияне, недовольные деятельностью Министерства культуры, стали называть это учреждение «прачечная», цитируя известный анекдот 26 , и это презрительное прозвище постепенно закрепилось).
26
Такое презрительное прозвище Министерства культуры восходит к анекдоту: «Звонок: „Простите, это прачечная?“ – „Х…чечная! Это Министерство культуры“».
С точки зрения социальных антропологов, возникновение антиязыков в авторитарных и тоталитарных режимах есть часть более общего феномена – «оружия слабых». Антрополог Джеймс Скотт во время полевых наблюдений в Малайзии обратил внимание, как крестьяне, которые не могут себе позволить вступить в прямой конфликт с налоговыми инспекторами, прибегают к самым разным формам косвенного – и главное, ненасильственного – сопротивления. Кланяясь и приветствуя очередного сборщика налогов, малазийский крестьянин держит «фигу в кармане»: он сделает неприличный жест, понятный только своим, или расскажет в кругу семьи крайне непристойную шутку после его отъезда. Такое ненасильственное сопротивление власти – «оружие слабых» (weapon of the weak) – может выражаться в песне, анекдоте, словечках для «своих», обидных прозвищах и даже в саботаже 27 . Это подмигивание для своих и высмеивание чужих возникает во многих культурах и в самых разных формах. Например, в оккупированной нацистами Норвегии были распространены скрытые знаки ненасильственного сопротивления 28 . Студенты цепляли канцелярские скрепки за лацканы пиджаков, а в верхнем кармане у них могла торчать деревянная спичка головкой кверху. Некоторые граждане прикрепляли горошинку к пиджаку. Расшифровывались знаки следующим образом: скрепка – объединение против нацистов, спичка – знак «пламенной» ненависти к нацистам, а норвежское слово erter (‘горошек’) означает «дразнить». Но их назначение – не только и не столько передать скрываемую информацию, сколько объединить людей, продемонстрировать солидарность, незаметно подмигнуть собеседнику, чтобы он почувствовал, что он не один.
27
Scott J. Weapons of the Weak: Everyday Forms of Peasant Resistance. New Haven: Yale University Press, 1985.
28
Об этих скрытых знаках норвежского сопротивления подробнее можно прочитать в работах: Stokker К. Folklore Fights the Nazis: Humor in Occupied Norway, 1940–1945. London: Fairleigh Dickinson University Press, 1995. P. 207–209; Riste О, Nokleby B. Norway 1940–45: The Resistance Movement. Oslo: Nor-Media A/S, 1970. P. 17; Wehr Р. Nonviolent Resistance to Nazism: Norway, 1940–45 // Peace & Change. 1984. Vol. 10. № 3–4. P. 89.
Теперь мы понимаем, что советская система иносказаний не выросла случайно, как сорняк на тщательном прополотом поле. Нет, это – закономерное явление, и дело не только и не столько в отчаянной борьбе с российской (а потом и советской) цензурой, как пытались доказать многие исследователи. Настоящая причина лежит гораздо глубже: эзопов язык – один из видов антиязыка – является еще и способом «вынуть себя» за рамки официальной культуры и через это солидаризироваться с теми, кто думает так же.
Эволюция «эзоповского наречия»: 1870–2024
Само по себе словосочетание «эзопов язык» отсылает к легендарному древнегреческому сочинителю басен Эзопу, который использовал рассказы о животных как метафору человеческого мира. Согласно некоторым античным источникам, он был фригийским рабом и умел выпутываться из сложных ситуаций благодаря своему остроумию и хитрым иносказаниям.
Скорее всего, выражение «эзопов язык» в привычном нам значении – печальное российское изобретение. В других европейских языках 29 , несмотря на кажущуюся простоту, этого устойчивого выражения со значением «система иносказаний для обмана цензора», видимо, нет.
29
Существует французское выражение langue d’Esope, которое тоже отсылает к преданию о Эзопе, но не к привычным нам басням. В этой истории хозяин заставил своего раба Эзопа приготовить самый вкусный ужин гостям, и он приготовил вареный язык, потому что язык – в значении «речь» – самое сладкое и приятное на земле, а когда на следующий день его заставили приготовить самое невкусное, он также приготовил язык, потому что язык – самый лживый инструмент. Таким образом, французское выражение имеет значение, отличное от российского выражения. Langue d’Esope – так можно сказать о фразе или ситуации, которая имеет одновременно два противоположных толкования: Toutes technologies, comme la langue d’Esope, peuvent etre les meilleures ou les pires choses [Все технологии, как язык Эзопа, могут быть как лучшими, так и худшими из вещей]. См. Толковый словарь французского языка онлайн:(дата обращения: 06.12.2023).
Появление понятия эзопова языка связано с литературно-цензурной «гонкой вооружений», активно развивающейся в Российской империи XIX века. Количество печатных текстов постепенно увеличивалось вместе с ростом грамотного населения в российских городах в 1860–1890-е годы, и российские цензоры стремились поставить на «поток» контроль за литературой и периодической печатью 30 . Цензорам было предписано правилами искать не только явную, но и скрытую крамолу в каждом произведении до его отправки в печать. В ответ русские литераторы и издатели использовали искусство намеков и сложных ассоциаций, чтобы спасти свои тексты.
30
Рейфман П. С. Цензура в дореволюционной, советской и постсоветской России: В 2 т. Т. 1. Вып. 3: 1855–1917 гг. М.: Пробел-2000, 2017. С. 22.
Автором выражения «эзоповский 31 язык» часто называют сатирика, писателя и журналиста Михаила Салтыкова-Щедрина. И действительно, он часто употреблял это выражение, и, как правило, неодобрительно. Для него эзоповский язык – это язык раба, которого вынудили его использовать: «Я – русский литератор и потому имею две рабские привычки: во-первых, писать иносказательно и, во-вторых, трепетать. <…> Создалась особенная, рабская манера писать, которая может быть названа езоповскою, – манера, обнаруживавшая замечательную изворотливость в изобретении оговорок, недомолвок, иносказаний и прочих обманных средств» – писал он в 1875 году 32 .
31
Вообще, в конце XIX века и начале XX века прилагательное «эзоповский» встречается даже чаще, чем «эзопов» [язык] в языке повседневных записей. См. корпус дневников «Прожито»:(дата обращения: 07.12.2023).
32
Салтыков-Щедрин M. E. Недоконченные беседы («Между делом»). СПб.: Н. П. Карбасников, 1885 (1875). С. 54.
В последней четверти XIX – начале XX века литераторы и политические деятели активно используют «язык раба» на практике, а само выражение продолжает распространяться, в основном ограничиваясь журналистскими фельетонами.
Расширение сферы использования «эзопова языка» наступает во время Первой мировой войны. В дневниках начинают упоминаться письма на фронт или с фронта, авторы которых обманули цензуру с помощью иносказаний 33 . Молодой физик Сергей Вавилов, будущий академик, в своем дневнике 1915 года сообщил о получении из дома письма с зашифрованным сообщением о погроме: «…эзоповским языком пишут, что в Лондоне разбито 150 немецких лавок» 34 .
33
Читатель сам может проверить это утверждение, воспользовавшись корпусом дневников «Прожито» (около 3 тысяч текстов): в 1910–1930-е годы выражение «язык эзопов» или «эзоповский язык» в значении «способ обойти цензуру» стало регулярно встречаться в дневниках, чего не происходит в предыдущую эпоху.
34
Вавилов С. И. Дневники, 1909–1951. В 2 книгах. Книга 1. 1909–1916. М.: Наука, 2012. Запись от 21 июня (8 июня) 1915 г.
Владение эзоповским наречием становится важным навыком выживания, и во время войны он переходит из письменного текста в среду устных разговоров. Например, поэтесса Зинаида Гиппиус гордилась своим умением говорить на устном эзоповом языке: «Не надо думать, что это мы столь свободно говорим по телефону в Петербурге. Нет, мы умеем не только писать, но и разговаривать эзоповским языком» 35 .
После революции 1917 года в советской стране складывается новая, тоталитарная система, в рамках которой власть поощряла говорение только на одном, одобряемом, языке. Любые высказывания граждан стали подлежать постоянному контролю, а крамольные высказывания – наказанию. К концу 1920-х годов складывается и система советской цензуры Главлит 36 , и политический мониторинг повседневных речей советских граждан (так называемые «сводки о настроениях»), который осуществлялся политической полицией. Реальные цензоры (в тюрьме, в лагере, в литературном журнале) советской эпохи контролировали высказывания советского человека, тщательно выискивая среди них неправильные. К перечню этих цензоров стоит добавить еще и «горизонтальных цензоров» – соседей, коллег. Они в любой момент, по принуждению или из высоких идеологических соображений, могли найти в чужом высказывании что-нибудь неправильное и донести на автора совершенно невинной реплики.
35
Гиппиус З. Дневники (1 сентября 1914 г. – 12 января 1919 г., 6 апреля 1940 г. – 22 июня 1941 г.) // РГАЛИ. Ф. 154. Оп. 1. Ед. хр. 16–18. Цит. по:(дата обращения: 07.12.2023).
36
Блум А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929–1953. СПб.: Академический проект, 2000.