Ф — значит фэнтези
Шрифт:
— Мы пойдем дальше, — сказал Толд, задумчиво глядя в огонь очага и водя пальцем по клинку, лежащему на коленях. — Мы продолжим дело отца, как он того хотел. Мы станем лучше…
На улице был рассвет. Заиндевевшие окна теплились багрянцем — сейчас каждое из них казалось жерлом печи.
— Мы не сможем идти дальше, если останемся здесь, — сказал Эшт. — Отец хотел, чтобы мы помогали людям.
— Слишком рано, — покачал головой Толд. — Мы еще не готовы.
— Мы взяли все, что он мог нам дать, — настаивал младший
— Здесь есть все необходимое, чтобы продолжать обучение. Мы пригласим учителей и наставников, у нас достаточно для этого денег.
— Учителя и наставники не дадут тебе больше, чем дал отец.
— Но он сам всё время у кого-то учился. Здесь!
— Если бы не мы, он вряд ли бы сидел дома.
— Сперва он осел здесь, а уж потом родились мы!
— Ты можешь меня переспорить, брат, но тебе не удастся меня переубедить.
— Я знаю твое упрямство, брат, и не надеюсь тебя переубедить, я лишь прошу — поверь мне! Ты же сам знаешь, сам чувствуешь, что мы еще многому можем научиться.
— На манекенах и игрушечном замке?! Может хватит сражаться тупыми мечами?! Не пора ли совместить учебу и благие дела? Не самое ли время продолжить ученичество в новых условиях?
— Такая учеба может стоить жизни. Что проку будет от тебя мертвого? Чему ты научишься тогда, и какие благие дела совершишь? Мы останемся и будем тренироваться!
— Мы уйдем!..
Их голоса бились о потолок, о широкую балку, на которой углем и мелом были нарисованы знаки-обереги. Братья размахивали руками, добавляя вескости своим аргументам, они хватались за головы, словно удивляясь тупости собеседника, фыркали, хмыкали, хлопали в ладоши, стучали пальцем по лбу, отдувались и вздымали очи горе.
Они поссорились, и три дня дулись друг на друга.
Потом Эшт покинул отеческое имение, а Толд возобновил свои тренировки.
Лэдош-Счастливчик выжил. Лекарь Горк перетянул ему обрубок руки кожаным ремнем, срезал ошметки мяса, остановил кровь раскаленным железом, обмазал ожог дурно пахнущим снадобьем; волшебник Зой поводил руками над культей, бормоча заклинания, снял боль и успокоил сердце быстрыми холодными касаниями; знахарь Ень окурил Лэдоша едким дымом, влил ему в глотку целебный бульон, повесил на шею корень травы-многосила.
Две декады бился в горячке Лэдош Однорукий. Виделось ему, что бой с ассиэнами не кончился, чудилось, что они и мертвые поднимаются на ноги и ковыляют к благородному эру Покатому, стоящему на вершине холма. А на пути у них лишь он — Лэдош Белокожий, Лэдош-Счастливчик…
На двадцать второй день Лэдош Однорукий открыл глаза и увидел потолок, сплошь исписанный знаками-оберегами.
Мальчишка, дежуривший возле койки героя, испуганно встрепенулся и сорвался с места.
Оглушительно хлопнула дверь.
Пять
Из собранных отцом книг узнал он многие тайны и теперь спешил в них разобраться. Издалека приходили к нему наставники, показывали свое искусство, за большие деньги открывали маленькие секреты. Наступало время, и Толд в учебном поединке побеждал своего учителя — значит, пора было искать нового мастера.
Искусство боя ногами, искусство опережающего удара, искусство закрытого дыхания, останавливающего крика, пронзающего взгляда — все это постиг Толд, и хоть умения его пока были несовершенны, он верил, что со временем разовьет их.
Но оставалось еще многое, о чем Толд лишь читал в книгах и древних свитках: тайные умения ассиэнов, бой с закрытыми глазами, учение о жизненной энергии и ее потоках, искусство каменной кожи…
А как много книг оставались еще непрочитанными!
Благородный эр Покатом опустился на одно колено перед кроватью, на которой лежал Лэдош Однорукий.
— Приветствую тебя, младший ир Лэдош, герой сражения при Алдегане.
Испуганный герой попытался подняться и вдруг обнаружил, что у него нет левой руки. Болезненный спазм сжал горло, и Лэдош захрипел.
— Не возражай! — дернул плечом эр Покатом. — Я не ошибся. Своей властью и волей я дарю тебе титул младшего ира. А так же сорок тетров плодородной земли, двадцать тетров леса, три деревни и две сотни душ крестьян.
Лэдош сплюнул коричневую мокроту на серую ткань тюфяка.
— Я освобождаю тебя от службы, — продолжал благородный эр, — но разрешаю тебе и твоим потомкам использовать оружие во благо людское и для защиты себя и своих владений.
Лэдош с трудом повернулся, посмотрел благородному эру прямо в лицо, сказал едва слышно:
— Я сам во всем виноват…
— Что, младший ир? Я не слышу… — эр Покатом наклонился к Лэдошу.
— Я стал сомневаться, верно ли поступаю… А сомневающийся солдат — уже не солдат… Я был неискренен… Я сам виноват…
— Поправляйся, младший ир, — сказал эр Покатом, решив, что Лэдош бредит. Он поднялся, выпрямился, развернул плечи, оглядел тесную комнату. — Привыкай. Теперь все будет по-другому, — громко сказал он, утвердительно кивнул и вышел.
— Все будет по-другому, — повторил Лэдош, думая о том, что и в сомнениях может таиться великая искренность.
Десять лет минуло с того дня, когда Эшт покинул родной дом. Многими дорогами он прошел, не забывая о том, что следует дорогой отца — своей главной дорогой. И он надеялся, что сумел уйти достаточно далеко.