Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
Федора Михайловича я нашла в большом волнении.
– Я уже начинал думать, - сказал он, здороваясь, - что работа у меня
показалась вам тяжелою и вы больше не придете. Между тем я вашего адреса не
записал и рисковал потерять то, что вчера было продиктовано.
10
– Мне очень совестно, что я так запоздала, - извинялась я, - но уверяю вас, что если бы мне пришлось отказаться от работы, то я, конечно, уведомила бы вас
и доставила бы продиктованный оригинал.
–
необходимо написать этот роман к первому ноября, а между тем я не составил
даже плана нового романа. Знаю лишь, что ему следует быть не менее семи
листов издания Стелловского.
Я стала расспрашивать подробности, и Федор Михайлович объяснил мне
поистине возмутительную ловушку, в которую его поймали.
По смерти своего старшего брата Михаила, Федор Михайлович принял на
себя все долги по журналу "Время"4, издававшемуся его братом. Долги были
вексельные, и кредиторы страшно беспокоили Федора Михайловича, грозя
описать его имущество, а самого посадить в долговое отделение. В те времена это
было возможно сделать.
Неотложных долгов было тысяч до трех. Федор Михайлович всюду искал
денег, но без благоприятного результата. Когда все попытки уговорить
кредиторов оказались напрасными и Федор Михайлович был доведен до
отчаяния, к нему неожиданно явился издатель Ф. Т. Стелловский с предложением
купить за три тысячи права на издание полного собрания сочинений, в трех томах.
Мало того, Федор Михайлович обязан был в счет той же суммы написать новый
роман.
Положение Федора Михайловича было критическое, и он согласился на
все условия контракта, лишь бы избавиться от угрожавшего ему лишения
свободы.
Условие было заключено <летом> 186<5> года, и Стелловский внес у
нотариуса условленную сумму. Эти деньги на другой же день были уплачены
кредиторам; таким образом, Федору Михайловичу не досталось ничего на руки.
Обиднее же всего было то, что через несколько дней все эти деньги вновь
вернулись к Стелловскому. Оказалось, что он скупил за бесценок векселя Федора
Михайловича и чрез двух подставных лиц взыскивал с него деньги. Стелловский
был хитрый и ловкий эксплуататор наших литераторов и музыкантов
(Писемского, Крестовского, Глинки). Он умел подстерегать людей в тяжелые
минуты и ловить их в свои сети. Цена три тысячи за право издания была слишком
незначительна ввиду того успеха, который имели романы Достоевского. Самое же
тяжелое условие заключалось в обязательстве доставить новый роман к 1-му
ноября 1866 года. В случае недоставления
большую неустойку; если же не доставил бы роман и к 1-му декабря того же года, то терял бы права на свои сочинения, которые перешли бы навсегда в
собственность Стелловского. Разумеется, хищник на это и рассчитывал.
Федор Михайлович в 1866 году поглощен был работою над романом
"Преступление и наказание" и хотел закончить его художественно. Где же было
ему, больному человеку, написать еще столько листов нового произведения?
Вернувшись осенью из Москвы, Федор Михайлович пришел в отчаяние от
невозможности в какие-нибудь полтора - два месяца выполнить условия
заключенного со Стелловский контракта. Друзья Федора Михайловича - А. Н.
11
Майков, А. П. Милюков, И. Г. Долгомостьев и другие, желая выручить его из
беды, предлагали ему составить план романа. Каждый из них взял бы на себя
часть романа, и втроем-вчетвером они успели бы кончить работу к сроку; Федору
же Михайловичу оставалось бы только проредактировать роман и сгладить
неизбежные при такой работе шероховатости. Федор Михайлович отказался от
этого предложения; он решил лучше уплатить неустойку или потерять
литературные права, чем подписать свое имя под чужим произведением {Об этом
А. П. Милюков упоминает в своих воспоминаниях ("Исторический вестник", 1881
г.) {5}.}. Тогда друзья стали советовать Федору Михайловичу обратиться к
помощи стенографа. А. П. Милюков припомнил, что ему знаком преподаватель
стенографии П. М. Ольхин, съездил к нему и попросил побывать у Федора
Михайловича, который хоть и сильно сомневался в успехе для него подобной
работы, тем не менее, ввиду близости срока, решился прибегнуть к помощи
стенографа.
Как ни мало я знала в то время людей, но образ действий Стелловского
меня чрезвычайно возмутил.
Подали чай, и Федор Михайлович принялся мне диктовать. Ему, видимо,
трудно было втянуться в работу: он часто останавливался, обдумывал, просил
прочесть продиктованное и через час объявил, что утомился и хочет отдохнуть.
Начался разговор, как и вчера. Федор Михайлович был встревожен и
переходил от одного сюжета к другому. Опять спросил, как меня зовут, и через
минуту забыл. Раза два предложил мне папиросу, хотя уже слышал, что я не
курю.
Я стала расспрашивать его о наших писателях, ион оживился. Отвечая на
мои вопросы, он как бы отвлекся от своих неотвязных дум и говорил спокойно, даже весело. Кое-что я запомнила из его тогдашнего разговора.