Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
разделили по трое, я был восьмым, в третьем ряду. Первых трех привязали к
столбам. Через две-три минуты оба ряда были бы расстреляны, и затем наступила
бы наша очередь. Как мне хотелось жить, господи боже мой! Как дорога казалась
жизнь, сколько доброго, хорошего мог бы я сделать! Мне припомнилось все мое
прошлое, не совсем хорошее его употребление, и так захотелось все вновь
испытать и жить долго, долго... Вдруг послышался отбой, и я ободрился.
Товарищей
приговор: меня присудили на четыре года в каторжную работу. Не запомню
другого такого счастливого дня! Я ходил по своему каземату в Алексеевском
равелине и все пел, громко пел, так рад был дарованной мне жизни! Затем
допустили брата проститься со мною перед разлукой и накануне рождества
Христова отправили в дальний путь. Я сохраняю письмо, которое написал
покойному брату в день прочтения приговора {1}, мне недавно вернул письмо
племянник {2}.
Рассказ Федора Михайловича произвел на меня жуткое впечатление: у
меня прошел мороз по коже. Но меня чрезвычайно поразило и то, что он так
откровенен со мной, почти девочкой, которую он увидел сегодня в первый раз в
жизни. Этот по виду скрытный и суровый человек рассказывал мне прошлую
жизнь свою с такими подробностями, так искренно и задушевно, что я невольно
удивилась. Только впоследствии, познакомившись с его семейною обстановкою, я
поняла причину этой доверчивости и откровенности: в то время Федор
Михайлович был совершенно одинок и окружен враждебно настроенными против
него лицами. Он слишком чувствовал потребность поделиться своими мыслями с
людьми, в которых ему чудилось доброе и внимательное отношение.
Откровенность эта в тот первый день моего с ним знакомства чрезвычайно мне
понравилась и оставила чудесное впечатление.
Разговор наш переходил с одной темы на другую, а работать мы все еще
не начинали. Меня это беспокоило: становилось поздно, а мне далеко было
возвращаться. Матери моей я обещала вернуться домой прямо от Достоевского и
теперь боялась, что она станет обо мне беспокоиться. Мне казалось неудобным
напомнить Федору Михайловичу о цели моего прихода к нему, и я очень
обрадовалась, когда он сам о ней вспомнил и предложил мне начать диктовать. Я
приготовилась, а Федор Михайлович принялся ходить по комнате довольно
быстрыми шагами, наискось от двери к печке, причем, дойдя до нее, непременно
стучал об нее два раза. При этом он курил, часто меняя и бросая недокуренную
папиросу в пепельницу, стоявшую на кончике письменного стола.
Продиктовав несколько времени, Федор Михайлович попросил меня
прочесть
– Как "воротилась из Рулетенбурга"? {Впоследствии начало было
переделано и сказано: <"Наконец я возвратился из моей двухнедельной отлучки.
9
Наши уже три дня как были в Рулетенбурге"> {3}. (Прим. А. Г. Достоевской.)}
Разве я говорил про Рулетенбург?
– Да, Федор Михайлович, вы продиктовали это слово.
– Не может быть!
– Позвольте, имеется ли в вашем романе город с таким названием?
– Да. Действие происходит в игорном городе, который я назвал
Рулетенбургом.
– А если имеется, то вы, несомненно, это слово продиктовали, иначе
откуда бы я могла его взять?
– Вы правы, - сознался Федор Михайлович, - я что-то напутал.
Я была очень довольна, что недоразумение разъяснилось. Думаю, что
Федор Михайлович был слишком поглощен своими мыслями, а может быть, за
день очень устал, оттого и произошла ошибка. Он, впрочем, и сам это
почувствовал, так как сказал, что не в состоянии больше диктовать, и просил
принести продиктованное завтра к двенадцати часам. Я обещала исполнить его
просьбу.
Пробило одиннадцать, и я собралась уходить. Узнав, что я живу на
Песках, Федор Михайлович сказал, что ему ни разу еще не приходилось бывать в
этой части города и он не имеет понятия, где находятся Пески. Если это далеко, то он может послать свою прислугу проводить меня. Я, разумеется, отказалась.
Федор Михайлович проводил меня до двери и велел Федосье посветить мне на
лестнице.
Дома я с восторгом рассказала маме, как откровенен и добр был со мною
Достоевский, но, чтобы ее не огорчать, скрыла то тяжелое, никогда еще не
испытанное мною впечатление, которое осталось у меня от всего этого, так
интересно проведенного дня. Впечатление же было поистине угнетающее: в
первый раз в жизни я видела человека умного, доброго, но несчастного, как бы
всеми заброшенного, и чувство глубокого сострадания и жалости зародилось в
моем сердце...
Я была очень утомлена и поскорее легла в постель, прося разбудить меня
пораньше, чтобы успеть переписать все продиктованное и доставить его Федору
Михайловичу в назначенный час.
<IV>
На другой день я встала рано и тотчас принялась за работу. Продиктовано
было сравнительно немного, но мне хотелось красивее и отчетливее переписать, и
это заняло время. Как я ни спешила, но опоздала на целых полчаса.