Фабий Байл. Прародитель
Шрифт:
Эта горечь не была чем-то новым. Именно она отправила его к Эйдолону и его Конклаву, наполнив желанием восстановить то несовершенное существо, в которое он превратился. В тени Абаддонового копья они поклялись, что возродят легион. Что соберут его осколки и крепко склеят, что возведут новые крепости и подготовятся к концу времен. К тому моменту, когда они, ставшие полноценным легионом, отыщут ушедшего в отшельники Фулгрима и потребуют, чтобы Феникс восстал из пепла и вновь повел своих сынов на войну. Если б он только смог заставить Фабия увидеть, понять…
Но боль распространялась все дальше, поджигая нервные окончания, и все сожаления
— Получу ли я крылья, как Сломленный Ангел? — произнес он. — Или могучие кольца, как величественный Фулгрим? О, сколько вариантов! Я буду великолепен!
В спину ему вонзился меч, проливая ихор. Он развернулся, и его кулак обрушился на белый шлем. Эльдар безвольно рухнул назад.
Его плоть надувалась и твердела, и сочленения доспехов начинали поскрипывать. Он уже не помещался в этой хрупкой конструкции. Да и сам мир стал ему мал.
Эльдары облепили его, как гнус, пытаясь убить, но теперь он был выше смерти. И выше жизни. Он был песней без конца и исходом, обретшим голос. Подхватив одного из этих хрупких воинов, Блистательный рассмеялся ему в лицо, а затем откусил ему голову. Сломанный череп он выплюнул в его товарища, сбив того с ног. Мышцы начали рваться, и тело выскользнуло из дрожащей руки.
Блистательный запрокинул голову и радостно завыл.
— Доставай меч, апотекарий, — сказал Гулос, плавным выпадом насаживая очередного эльдара на собственный клинок, — Сражайся во имя Слаанеш, чтобы он узнал о твоей радости. Пой для него, глупец.
Вместе со своими воинами он удерживал небольшой пустырь в стороне от главной площади. Эльдары уже три раза пытались его захватить и каждый раз терпели неудачу.
— Уверен: он в курсе, как я рад, что участвую в этом веселье, Гулос. Ни к чему надоедать ему своим пением, — ответил Олеандр из-за упавшей колонны. Он прицелился в одного из эльдаров и выстрелил — оранжевый воин кубарем повалился вниз, к мертвым товарищам.
Где-то неподалеку, в самой гуще боя, выл, моля о смерти, Древний Диомат, и пыхтели спаренные лазпушки. Появление безумных дредноутов застало эльдаров врасплох, но они уже перешли в наступление. Ксеносы пытались удержать Детей Императора на площади, и удавалось им это лучше, чем ему хотелось признавать. Орудийные платформы расположились на проспектах, выходящих из купола, и вели беспрерывный огонь. Все либо горело, либо было готово загореться в любой момент.
Оранжевые воины наступали с мрачной решимостью и били в слабые точки, которых в линии фронта Двенадцатой было немало.
— Столько времени прошло, — сказал вдруг Олеандр.
— Что? — прорычал Мерикс. Он сидел рядом, за треснувшей колонной, и перезаряжал болт-автомат. Его броню покрывали трещины и вмятины, а визор был в крови. От силы треть его воинов выжила после нападения на проспекты за площадью. Лишь горстка из них соображала достаточно трезво, чтобы воспользоваться укрытием. Остальные бродили по полю боя, как дикие звери, ища скальпы или распевая хвалебные оды Слаанеш.
— Столько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз сражались в настоящей битве с равными соперниками, — уточнил Олеандр и опять выстрелил, выругавшись, когда целеискатель потерял фокус. Дым играл злые шутки с его сенсорами. Ему оставалось лишь надеяться, что у эльдаров такие же проблемы.
— Нам нет равных, — сказал Мерикс, — Хотя должен признать, что притворяются
Сюрикен врезался в камень над его головой, и он с руганью спрятался обратно в укрытие.
Олеандр извлек пустой магазин. Если они здесь выживут, их ждала нехватка боеприпасов. Он потянулся за новым магазином, ничего не нашел и, вздохнув, уперся головой в упавшую колонну. Через некоторое время он поднял голову.
— От Фалопсида или Пульхрата что-нибудь слышно?
— Ксеносы прижали их в двух проспектах отсюда, — ответил Гулос, — Они свои улочки знают лучше нас. Когда этот полумир станет нашим, за ними будет очень интересно охотиться.
Выглядел он так, словно искупался в крови, но Олеандр сомневался, что его собственной на нем было много.
— А Никола? — спросил Мерикс, изогнувшись и выстрелив.
Гулос ухмыльнулся и ударил клинками друг о друга.
— Разлетелся на куски. Попал под огонь их орудийной платформы. Лидоний вне себя. Вы его разве не слышите?
Олеандр слышал. Вопли гигантского Узника Радости, возглавившего очередную атаку, разносились по всей площади.
Раздался пронзительный вой, и он, поморщившись, заглянул вглубь улицы. Там, в руинах, собирались выжившие какофоны, ведомые со всего поля боя каким-то нечеловеческим инстинктом. Они издавали звуки, не похожие на их обычный разрушительный грохот. Байл мог бы объяснить, что они задумали, но его здесь не было.
Над ними с немыслимой скоростью и изяществом промчался, скорбно воя двигателями, ксеносский истребитель с крыльями-полумесяцами. Подкрыльные орудия испускали лучи трещащей энергии, которая забирала жизнь у всех, кому не везло оказаться на их пути. На его глазах один космодесантник в разукрашенной броне отшатнулся, расцарапывая себя, и упал, мертвый и высохший. Еще несколько истребителей последовали за ним, оставляя за собой след из трупов.
— Это что-то новое, — равнодушно сообщил Гулос.
— Они тут ненадолго. Какофоны их уже заметили, — сказал Мерикс. Вскоре действительно раздался трубный вой, перебивая весь прочий шум, и один из истребителей разлетелся на части. На их позиции обрушились горящие обломки, а остальные корабли резко сменили направление и стали забираться повыше. Воины на пустыре радостно закричали, хоть и нестройно. Олеандр к ним не присоединился.
В суматохе он потерял Цимисхия из виду. Железный Воин исчез вскоре после того, как прибыл Блистательный, — вернее всего, присоединился к своим дорогим машинам. Олеандр надеялся, что брат еще жив. Он надеялся, что все еще живы. Если Байл погибнет, все его труды окажутся напрасны.
Поле боя сотряс крик, но не механический вопль какофонов и не трескучий рев дредноутов, а что-то более стихийное. Олеандр обернулся. Все его органы чувств резало, и было ощущение, что он проглотил что-то холодное и острое. Когда он увидел Блистательного, свет больно ударил по глазам. При виде начинающейся трансформации ему самому захотелось кричать.
Блистательный стоял в центре боя, на груде покоробившейся психокости, в окружении умирающих врагов. Его тело, окутанное ореолом мутного света, раздувалось, керамит сминался и раскалывался, а плоть превращалась в нечто, одновременно большее и меньшее, чем у человека. Он кричал от удовольствия, и все, что было у него внутри, вскипало, питая бушующее в сердце пламя. Пламя его апофеоза. Возле него кружились мерцающие, полупрозрачные силуэты демонов, исступленным танцем приветствуя в своих рядах.