Фабрика грез (Том 2)
Шрифт:
Боже, он ясно видел ее лицо. И оно совсем не такое, каким должно быть у жены, понимающей своего мужа.
"Элеонор бы поняла меня", - подумал Том.
Нет никакой Элеонор. Она всех нас втянула в эту мясорубку.
– Джейк, я понимаю, о чем ты говоришь, - сказал Голдман.
Ему очень не хотелось быть заодно с этим типом, но Джейк говорил правду. Совершенно ясно, они с Элеонор не правы.
– Хорошо, - улыбнулся Джейк Келлер. Он схватил Голдмана за горло, и они оба это понимали.
– Тогда договорились. Я принесу свой план спасения фильма, сверю бюджет, подготовлю
– Он воинственно похлопал ладонью по документу.
– Ей придется или защищаться, или предлагать лучший выход - у нее будет шанс парировать мой выпад. Но если она не справится, ты назначаешь меня главным по этому проекту сразу же.
Голдман вздохнул. Этот ход означает ее увольнение. Ни один президент не смог бы смириться с подобным. Элеонор должна будет сложить с себя полномочия, прямо там, на заседании. Перед всеми.
– Мы должны сделать это публично?
Келлер снова улыбнулся.
– Я хочу только так. Открыто. Перед всеми. Ты знаешь, как я ненавижу склоки за спиной.
– Он встал, собираясь уходить.
– Итак, мы договорились, Том?
Голдман взял его вялую руку и без всякого желания пожал ее.
– Думаю, да, - сказал он.
***
– Боже, - пробормотал Зак Мэйсон, оглядываясь вокруг.
– Впечатляет, да?
– спросил Фред Флореску, довольный потрясением звезды.
– Я хотел, чтобы ты посмотрел на это место вечером, прежде чем завтра начнем снимать.
Чтобы ты прочувствовал.
Мужчины стояли на краю пыльной горной дороги возле поворота на туристскую тропу, пробитую сквозь густую зелень. Здесь Флореску собирался снимать джунгли, он показывал Заку Мэйсону реальную картину. Когда они выбрались из помятого четырехколесного грузовичка, изумрудные склоны Морн-Бланк выглядели довольно обыденно. Просто густые непроходимые заросли. Но стоило сделать два шага вглубь, и Мэйсон изумленно открыл рот.
Они стояли на краю горного хребта. Тропа уходила вниз от них, поворачивая влево. Густой лес был опутан вьющимися растениями, сходившимися вверху в зеленую плотную крышу. Солнечные лучи пробивались через нее, расцвечивая огнями мглистость чащобы. Кривые деревья, покрытые неопрятной бородой влажного красного мха, росли густо по обеим сторонам тропы. Орхидеи обвивали некоторые из них. В воздухе стоял густой аромат дикой корицы, огромные папоротники виднелись повсюду, и кокосовые пальмы шевелили ветками на ветру вдоль склонов. Зак заметил маленькую ярко-голубую птичку, вспорхнувшую с ветки и пролетевшую через освещенную солнцем прогалину. Джунгли были живыми, здесь все двигалось, шумело, гудело, квакало...
– Прямо как в фильме "В поисках потерянного ковчега", - покачал головой потрясенный Зак.
Флореску похлопал его по плечу.
– Совершенно верно, амиго. Это самый замечательный фон для съемок, какой мне доводилось видеть. Именно поэтому я не намерен отказаться от этого места, что бы ни говорил Дэвид Таубер.
Зак быстро взглянул на него.
– А что именно он говорит?
Режиссер пожал плечами:
– Он говорит, "Артемис"
– Черт побери! Почему?
– Ну, если верить твоему агенту, из-за погоды.
Зак посмотрел на сверкающее голубое небо, на котором не увидел ни единого облачка - оно было голубым до рези в глазах.
– Погода мне кажется хорошей.
– Дело в том, что сейчас конец сентября. Мы должны были уже все закончить. Вот-вот начнется сезон дождей.
– Флореску снова пожал плечами. Таубер говорит, Элеонор Маршалл сделала огромный просчет, выбрав Сейшелы.
Она не учла возможные задержки, и в результате чем дольше мы здесь сидим, тем вероятнее, что нас застигнут дожди. Я говорю не о мелком дождике, как ты понимаешь.
– Ты хочешь сказать, мы попытаемся снимать во время муссонных дождей?
– А ты когда-нибудь видел такое? Так что надо собирать вещички. Иначе все мое оборудование разлетится, как карточная колода.
Зак покачал головой:
– Мне все это не нравится.
– Мне тоже, - сказал режиссер, смеясь.
– Мой фильм катится ко всем чертям.
– Нет, я имею в виду другое. Что все идет не так. Элеонор Маршалл, похоже, умная женщина. С мозгами. Она не из тех, кто одобрит съемки в бурю.
– Но если бы мы укладывались в сроки...
– Она не виновата в задержках. Это все здешние типчики устраивают, Возможно.
– Я наблюдаю за Дэвидом. Постоянно. И знаешь, уж слишком он спокоен.
– Да, невозмутимый тип, - согласился Флореску и внимательно посмотрел на Зака.
Он понимал, о чем говорит Мэйсон, и вдруг почувствовал, как выкристаллизовывается картина происходящего на съемках. У Мэйсона нет образования, но у него острый ум, который кроется под необузданной сексуальной внешностью. Именно это делало экран живым. Именно это распаляло всех с первых же дней съемок, с первых отснятых сцен.
Именно это заставит зрителей смотреть фильм не отрываясь. Зак Мэйсон очень естественный. Он способен без остатка погрузиться в характер героя, настолько глубоко, что когда Флореску командовал: "Стоп!" - Зак продолжал стоять немного не в себе: ему надо было несколько секунд, чтобы вернуться в реальный мир. Мэйсон стал настоящим героем для Флореску, и даже после совместной работы в течение нескольких месяцев этот парень все еще производил на молодого режиссера сильное впечатление. У Зака Мэйсона душа поэта и агрессивность самурая. У него необыкновенные глаза, свирепый взгляд, он гипнотизирует всех, на кого ни посмотрит.
Боже, думал Флореску. Я должен показать это на экране.
Я должен обязательно это сделать. Со времени Марлона Брандо ни в ком так не сочетались красота и мужественность.
– Да, он спокоен, - сказал Зак.
– Ведь фильм "Увидеть свет" для его карьеры большой рывок, так ведь? Он заполучил Роксану, Меган и меня. Он должен биться в истерике, видя, что все идет прахом. Но он не паникует. Он просто вертится вокруг Мэри, Сета, Джека. Пытается решить их маленькие проблемы.
– Боже мой, - медленно проговорил Флореску.
– Ты совершенно прав. Он ведет себя как человек, которому не о чем волноваться.