Фабрика грез
Шрифт:
— Перестань пялиться на телефон, — приказал Зак.
— А я и не пялюсь.
— Нет, пялишься. Ты целый день ждешь звонка. Когда Иоланда утром позвонила, ты подпрыгнула на три фута.
— Не правда, — обиженно сказала Меган, а потом хитро улыбнулась. — Только на два.
Мэйсон засмеялся, обнял и стал целовать ей руки.
— Ты наконец прекратишь это? Мы ничего не делаем, только целый день занимаемся любовью.
— А у тебя есть предложения получше?
— Вообще-то нет, — ответила Меган, устраиваясь между его ногами.
Они нежно поцеловались.
— Деклан был
— Так и есть, — сказал Зак, гладя ее по голове.
— Ты шутишь? Не принца, а лягушонка, — захихикала она, увернувшись от него. — Я поверить не могу, что остаток жизни проведу в автобусе.
— Ты будешь романы писать. Сама сделала выбор, детка, — напомнил ей Зак.
— Не меняй тему разговора.
Зазвонил телефон. Они вздрогнули.
— Возьми ты, — еле дыша, сказала Меган. — Это, наверное, тебе.
Он покачал головой:
— Нет, детка. Ты написала этот проклятый сценарий.
Ты и снимай.
— Возьми трубку!
— Нет, ты возьми.
— Возьми эту чертову трубку, Зак! — закричала Меган.
Он схватил трубку.
— Зак Мэйсон. О, привет, Том. Да, она тоже здесь…
Роксана Феликс сидела одна в своих шикарных апартаментах, устроившись в любимом кресле, и читала последний сценарий Флореску, пытаясь не думать о фильме. С тех пор как она дала пресс-конференцию по возвращении в Штаты, ей стало жить намного легче. Она ничего не забыла. Но она открыла для себя одну истину: демоны рассыпаются в прах, если их вытащить на свет. Все люди из косметического бизнеса приползли к ней на брюхе. Даже коротышка Боб Элтон попробовал снова снискать ее расположение. Но они ей не нужны. Гораздо лучше быть женщиной, а не просто красоткой, продающей всего лишь удачное сочетание генов. Элеонор Маршалл и Фред Флореску показали ей, что она обладает иным даром, который имеет смысл развивать. Талант актрисы будет расцветать год от года, а не увядать и исчезать, как красота. Вот чем можно поистине гордиться. Роксана пыталась сосредоточиться на сегодняшнем дне, а не на прошлом, не думать все время о телефоне, бесполезно стоявшем в комнате и не звонившем.
Она стала другой, более зрелой.
Но телефон зазвонил.
Роксана вскочила и кинулась к нему так быстро, что тот даже не успел звякнуть второй раз.
— Элеонор? — спросила она.
— Боюсь, что нет, — послышался тихий голос на другом конце провода.
Сердце ее остановилось.
— Это Сэм Кендрик.
— Привет, — сказала Роксана.
— Извини, я забыл. Ты ведь сегодня открываешь премьеру фильма. Мне надо было об этом подумать.
— Наплевать на фильм, — быстро сказала Роксана. Она почти не дышала.
Сэм рассмеялся:
— Я хотел спросить: назначена ли дата европейской премьеры?
— О Сэм… — выдохнула Роксана.
— Я видел твою пресс-конференцию, — сказал он и помолчал. — Я чуть не позвонил, но понял, что у тебя будет нервная реакция на меня. Извини, я был слеп, Роксана.
— Ничего, — ответила она, чувствуя, как сердце снова забилось в груди. О Боже, будет ли у нее еще шанс? Она старалась овладеть собой. — Я знаю, что дала тебе все основания для ненависти.
— А ты слышала, мы с Изабель разводимся?
— Да. Слышала. Сожалею, — вежливо солгала она.
— А я нет, — мрачно бросил Кендрик.
Оба молчали. Роксана снова поймала себя на том, что почти не дышит.
— Я вот подумал: а что, если нам с тобой вместе выпить кофе и постараться получше узнать друг друга…
— Что, начнем сначала? — прошептала она.
— Да, что-то в этом роде, — признался Сэм.
Она представила себе его улыбку, его красивую сильную руку, сжимающую телефонную трубку.
— Мы не будем спешить. Просто посмотрим, как получится.
— Хорошая идея, — согласилась она нейтральным тоном. А потом, забыв про равнодушный тон, торопливо добавила:
— А сейчас ты свободен? У меня в духовке как раз большой кофейный пирог.
— Я уже в пути, — сказал Сэм и повесил трубку.
Роксана поцеловала трубку, прежде чем положить ее на аппарат, закружилась по комнате, подпрыгивая, как подросток.
Телефон снова зазвонил, она снова взяла трубку.
— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — пропела Роксана.
— Роксана? С тобой все в порядке? — поинтересовалась Элеонор Маршалл. ***
Том Голдман сидел в своих апартаментах и читал роман, когда вдруг позвонили из «Артемис». Элеонор, лежа на кушетке, ела клубнику. От звонка она резко села и стала смотреть, как Том без всякого выражения кивает, царапает какие-то цифры на клочке бумаге и говорит:
— Да. О'кей. Понятно…
Он положил трубку.
— Ну? Боже мой, Том, не делай каменное лицо! — воскликнула Элеонор, ломая пальцы. — Скажи же что-нибудь!
Ради Бога! Или у меня будет сердечный приступ.
Голдман еще секунду продержал ее в неведении, а потом его губы медленно раздвинулись в улыбке.
— Ну, — сказал он, — хорошо. Похоже, я проиграл Флореску сотню долларов.
Она опустилась на диван, задержав дыхание.
— Возле каждого кинотеатра, заказавшего наш фильм, стоят очереди на милю, — сообщил он. — Все билеты проданы. В Нью-Йорке, когда билетов не осталось, начались уличные беспорядки. Пришлось вызывать полицию.
Элеонор Маршалл смотрела на него, и на глаза ее наворачивались слезы.
— Студию завалили просьбами предоставить копию, — продолжал Голдман, пересекая комнату. — Несколько владельцев кинотеатров хотят добиться права еще раз показать его. Си-би-эс намерена сегодня дать сюжет в «Новостях», как дети в Сиэтле со спальными мешками устроились на ночь на тротуаре, чтобы получить шанс увидеть фильм завтра… Говард Торн в отчаянии, что избавился от нас. Похоже, они хотят снова предложить нам наши места… Акции подскочили выше крыши…
— Вот и произошло чудо, — прошептала Элеонор.
Том Голдман покачал головой.
— Какое чудо? Я знал, что именно так и будет, с той секунды, как прочитал сценарий. Я верил всегда и нисколько не сомневался, — заявил он.
— Верил мне? — спросила Элеонор, целуя его.
— Верил в фильм, — ответил он.
И хохоча, они упали в объятия друг друга.