Фабрика мертвецов
Шрифт:
– Не посмеют… - неуверенно пробормотал Ингвар. – Четырех человек убить… да этот Бабайко обычнейший деревенский лавочник, а не разбойник с большой дороги!
– Двоих убить они уже посмели. – напомнил Митя. – Да и убивать ведь не сам Бабайко будет, а мертвяков натравит.
– Откуда у него такая власть над мертвяками? Он же не кровный Мораныч!
Митя заскрежетал зубами. Вот если сейчас хорошенько дернуть головой назад, попадет он Ингвару по носу? Чтоб тот кровью захлебнулся, зануда германская!
– Отец разберется. – тратя все душевные силы на ровный
– Ну хорошо, хорошо… - забормотал у него за спиной Ингвар. – Но почему это я должен ваши веревки грызть? Вы тоже можете перегрызть мои!
О Боже Всевышний и Великие Предки, дайте терпения!
– Потому, что вы связаны весь, целиком… да еще и явно не одной веревкой, а мне связали только руки.
– Понимали, что от вас никакой опасности! – немедленно возрадовался Ингвар.
– Да, после удара по голове.
– невинно согласился Митя. А вот не станет он понимать немецкий колбасный сарказм, не станет, и все! – Решайтесь же, Ингвар! – тяжко вздохнув – на что только не приходится идти, чтоб выжить! – и тоном трепетной искренности добавил. – Без вас мне не выбраться!
– Ладно уж… чего там… действительно…
За спиной у Мити завозились… Сперва его ткнуло чем-то в ноги – это коленки у Ингвара такие острые? Потом боднуло в спину – а голова, похоже, дубовая, может, сразу и дверь попросить выбить? Боднуло еще раз…
– Руки поднимите… - пропыхтел сзади Ингвар. – Не видите – мне неудобно!
– Не вижу. Вот честное слово! – буркнул в ответ Митя и приподнял связанные за спиной руки так, что плечи застонали от напряжения.
– Только вы уж меня потом тоже развяжите, слышите? – настороженно напомнил Ингвар.
– Слышу, давайте уж! – удерживая связанные руки на весу, простонал Митя.
– Не ведите себя, будто вам нынче хуже всех! Светский нытик! – буркнул Ингвар. Запястья обдало теплым дыханием, потом на них что-то капнуло... Митя поморщился: не иначе как слюна. Наконец Ингвар с пыхтением ухватился за веревку зубами – и принялся дергать ее, встряхивая Митю как охотничий терьер тряпку. Желание дернуть руками – будто бы случайно! – и все же расквасить Ингвару нос становилось почти невыносимым.
– Не рвите ее, вы перетирайте, перетирайте зубами! – простонал Митя, в очередной раз утыкаясь лицом в грязный пол, когда веревка вырвалась из зубов Ингвара.
– Держите свои теории при себе! – фыркнул в ответ Ингвар. – Тут с практикой помоги Вотан справиться! – сзади снова зашуршало – Ингвар перевалился на спину и некоторое время лежал, тяжело дыша. – У меня уже все десна в крови. – невнятно прошепелявил он. – И губу я прокусил. И язык.
– Кто из нас нытик? – хрипло буркнул Митя, яростно дергая руками за спиной – мокрая веревка и не думала рваться! Так еще задубеет от крови…
– Если бы вы не полезли к тем мертвякам…
– То мертвяки явились бы к нам сами – чуть позже… но зато уж наверняка. – отрезал Митя. – Если уж Бабайко решил от нас отцом избавиться, уж сообразил бы отправить своих мертвяков… прогуляться…
28
Русско-турецкая война 1877-1878, операция русских и румынских войск против укрепившихся в Плевне войск Осман-паши.
Ингвар помолчал: возразить было нечего, но очень хотелось.
– Вам следовало все рассказать господину Меркулову, а уж он бы…
– Вы же подслушивали, Ингвар! Я пытался! – оборвал его Митя. И досадливо прикусил губу: он оправдывается? Ему не нужны от Ингвара ни симпатия, ни понимание – только его зубы!
– Вы бы лучше подумали, как станете брату объяснять собственное ночное путешествие. Держу пари, первым делом он спросит, почему вы не рассказали ему. И бормотание насчет вашей ко мне подозрительности вряд ли примет во внимание.
– Брат вообще… очень доверчивый. Всем верит… кому не следует! – мгновенно помрачнев, буркнул Ингвар. И навалился на Митю, мстительно боднув головой в поясницу. Впился зубами в веревку…
– Да вы кусаетесь, Ингвар! – Митя судорожно дернул руками… веревка треснула. Он рванул еще раз, изо всей силы… и окатившая запястья острая боль подтвердила, что свободен.
С мучительным стоном Митя развел руки – и те ляпнулись об пол, точно два туго набитых песком чулка. Такие же распухшие и ни на что не способные. Закололо в пальцах… а потом руки по локоть точно окунуло в кипяток.
– Оуу! Уй-юй-юй! – взвыл Митя, от боли перекатываясь на животе и стукая по доскам пола почти не слушающимися руками.
– Скорее! Развязывайте меня! – сквозь глушащую все – и слух, и зрение, и соображение! – боль, донесся голос Ингвара.
– Помолчите! – только и смог простонать Митя, дергаясь всем телом. Онемение отпускало, но боль только усилилась. Теперь руки словно глодали тысячи мельчайших муравьев: кусали и поливали своей муравьиной кислотой, кусали и поливали…
Постанывая, Митя поднялся на колени и принялся раскачиваться, зажимая кисти рук подмышками.
– А у меня все тело вот так! – зло прошипел Ингвар, извиваясь в путах. – Развязывайте!
– Сейчас… Еще минуту… - сквозь зубы выдавил Митя, и запрокинул голову, плотно зажмурив глаза, чтоб незаметны были выбитые болью слезы. Под веками все пылало красным от падающих сквозь окошко-бойницу солнечных лучей. Недавно еще оттуда сочился серенький рассвет. А господа преступники его шейный платок отобрали уже давненько. Надо спешить.
Продолжая сдавленно постанывать, Митя подполз на четвереньках к валящейся на полу булавке и попытался ухватить ее распухшими пальцами. Дважды булавка выскальзывала и наконец Митя сумел крепко зажать ее в кулаке.