Фабрика офицеров
Шрифт:
С шести часов утра по-настоящему начинали пробуждаться ото сна восемьсот фенрихов. Их будили шестнадцать дежурных. Фенрихи ворчали, ругались и, лениво позевывая, покидали свои койки под какофонию командирских свистков и резких криков унтеров. И все это делалось под одним девизом — чем больше и громче шум в казарме, тем легче просыпаться фенрихам.
А ровно четвертью часа позднее фенрихи толпой выскакивали во двор школы. Они разбегались по своим подразделениям. На шести плацах одновременно начиналась утренняя гимнастика, длившаяся ровно пятнадцать минут независимо от того, было ли офицеру-воспитателю холодно или не было, и независимо от того, в каком настроении он в то утро пребывал. Практически настроение офицера-воспитателя чаще всего зависело от того, находится ли в то время поблизости вышестоящий начальник, а часто — сам генерал.
После того как утренняя гимнастика заканчивалась, казарма автоматически снова превращалась в хорошо организованный человеческий муравейник: разносчики кофе бросались на кухню, уборщики по коридору вооружались ведрами, тряпками и метлами, часть фенрихов наводняла умывальники, другая часть устремлялась в туалеты, одни наводили последний глянец на свои сапоги, другие еще как бы досыпали на ходу, а третьи (их было отнюдь не мало) уже начинали завтракать.
Около семи часов просыпалась оставшаяся часть офицеров, а также унтер-офицеров административно-хозяйственной роты и даже женский военнообязанный персонал, находившийся на казарменном положении. Офицеры направлялись в офицерское казино, чтобы позавтракать там, а одновременно и поболтать. Как ни странно, но и они смотрели на начинающийся день, вернее говоря, на выполнение своих обязанностей так же, как и фенрихи.
К учебным занятиям приступали согласно плану ровно в восемь.
Для обер-лейтенанта Крафта этот день начался довольно весело. Вместе с капитаном Федерсом он направлялся к зданию, в котором размещалась административно-хозяйственная рота. Оба они надеялись увидеть капитана Катера убивающим время в муштровке своих подчиненных.
— Вы не должны пропустить такое удовольствие, — заметил Федерс. — С того момента как генерал посадил мне на шею нашего дорогого Катера, здесь стало твориться нечто невообразимое: все перевернулось к чертовой матери! Сам Катер, видимо, считает себя мышью, а ведь я ему оказываю всяческую помощь.
Федерс и Крафт, преподаватель тактики и офицер-воспитатель, были вынуждены вдвоем присутствовать на первых уроках этого дня, так как начальник потока капитан Ратсхельм лично проводил занятия со всем потоком по международной обстановке, делая основное ударение на смысл смерти, как таковой. Слушая его, можно было подумать, что все войны, которые когда-либо велись до этого, возникали по иным побуждениям и лишь фюрер вел справедливую войну во имя величия Германии. Набивать головы своих слушателей подобными мыслями при его богатом опыте было не так-то уж и трудно.
Что же касалось капитана Катера, то ему в тот день вообще некогда было подумать о чем-то главном, так как капитан Федерс, приставленный к нему, завалил его огромным количеством мелкой, будничной работы.
Это «наказание», которое ежедневно продолжалось не менее часа, могло проводиться в любое время суток, иначе говоря, тогда, когда заблагорассудится капитану Федерсу. В этот день оно, как известно, было назначено ровно на восемь. Именно по этой причине капитан Катер и находился столь рано на своем месте.
— Садитесь, Катер, — обратился к нему Федерс вместо приветствия. — Чтобы мне не было скучно на этих занятиях, я захватил с собой обер-лейтенанта Крафта. Я надеюсь, Катер, что вы ничего не имеете против?
— Только слишком долго не затягивайте, Федерс, — со злостью огрызнулся Катер, усаживаясь за свой письменный стол. — В настоящее время я вам подчинен, но имейте в виду, что долго так продолжаться не может.
— Разумеется, нет, мой дорогой Катер, — мирно согласился Федерс, — но ваш тон! Угрожающий тон, как и сами угрозы, всегда меня веселил, а вы, дорогой, вряд ли собирались меня веселить? — Проговорив эти слова, Федерс удобно уселся, предлагая жестом сесть и Крафту.
В ответ на это капитан Катер пробормотал что-то непонятное, но, судя по его виду, явно недружелюбное. По приказу генерала на шею ему был посажен этот Федерс, который с ним, опытным капитаном, пытался играть роль учителя. Этот человек даже требовал от него быть положенное время на службе, то есть с восьми до двенадцати до обеда и с двух до шести после обеда. А столь долго на службе Катер никогда не находился за все время, как стал офицером.
— Могу я взглянуть на папку с документами, подготовленными для подписи? — дружелюбно спросил Федерс.
Капитан Катер недовольно кивнул и подвинул своему временному инспектору папку, которая перед ним лежала. Капитан Федерс взял папку, наугад раскрыл ее и начал листать. Бросив беглый взгляд на первый листок, капитан достал из кармана остро зачиненный красный карандаш, усмехнулся и, покачав головой, с нажимом перечеркнул страницу, проведя жирную черту из правого верхнего угла в нижний левый.
— Мой дорогой капитан Катер, — начал Федерс, — к своему огромному удивлению, я вижу, что вы верите, вернее, придерживаетесь мнения, что… Да и кто может охотно утверждать?.. Дело это ошибочное и вряд ли может быть передано для исполнения унтер-офицеру. Вы знаете, что я имею в виду?
— Да говорите же наконец! — проворчал Катер, и в его глазах мелькнуло что-то недоброе, что, однако, не ускользнуло от внимания Федерса.
— Ошибка заключается в самом названии документа, мой дорогой Катер, — охотно начал объяснять Федерс. — У вас эта бумага названа донесением, а в донесении, как известно, содержатся обычно факты. Они излагаются предельно коротко и в то же время исчерпывающе, по возможности, разумеется. Вы же начинаете бумагу с изложения собственного сомнения и пишете: «Я начал верить…», чего солдат вообще никогда не делает, так как вера, как известно, такое понятие, которое имеет отношение к церкви и ее делам, а раз вы начинаете о чем-то только предполагать, то это, разумеется, никакое не донесение, а, по крайней мере, изложение вашей точки зрения. Разве я не прав, Крафт? Вы, как педагог по служебной переписке, знаете это лучше других.
— Вы совершенно правы, господин капитан, — ответил Федерсу Крафт.
— Это меня радует, — заметил Федерс и, повернувшись к Катеру, любезно сказал: — Могу я вас просить, мой дорогой, учесть это мое замечание в своей будущей работе?
— Продолжайте! — беспомощно буркнул Катер.
— Охотно! — произнес капитан Федерс и тут же воспользовался данным ему советом.
Из двенадцати лежавших перед ним в папке бумаг капитан Федерс забраковал девять, поскольку три оставшиеся были не чем иным, как заполненными анкетами. Капитан Федерс по каждой бумаге поучал Катера, отчего тот, казалось, с каждым поучением становился все меньше и меньше.