Фаэты
Шрифт:
— Ты мудра, Проснувшаяся. Недаром на твоем прекрасном лице я вижу морщины забот и знаний.
Я холодею. Мне все думалось, что это мне лишь кажется. Теперь же Первая Мать Рона подтверждает мои самые тревожные опасения.
— Мудростью этой я обязана своему Инко, только ему.
Первая Мать Рона оглядывается на меня. Я почтительно склоняю голову и говорю:
— Земляне не забыли своего Долга марсианам, которые предотвратили столкновение Земли с Луной. Но подлинное Добро обернется добром для тех, кто его делает.
— Вот как ты думаешь!
— Эра
— Она вполне может сменить меня на посту Первой Матери, когда совсем вернется к нам на Марс.
И Первая Мать дала сигнал надеть скафандры.
Нависавшие своды в каменных подтеках терялись в темноте. Под ними размеренно, лениво, но могуче колыхалось, наступая и отступая, Море Смерти. Испарения над ним были ядовиты.
Но их не было видно, сама же жидкость казалась темной в свете холодных факелов.
Мы с Эрой уже знали, что нескончаемым потоком эта «мертвая влага» выбрасывается из новых вулканов, где превращается в летучий газ водород и устойчивый азот, основу будущей атмосферы нового Марса.
Пятьдесят лет и день и ночь из Моря Смерти через неисчислимые жерла под огромным давлением извергались струи этих газов.
— Поток Жизни, — говорит про них Эра Матери Роне и поступает совершенно неожиданно, и уж совсем не как будущая преемница руководительницы марсиан.
Она вдруг сбрасывает герметический шлем, ее волосы рассыпаются по плечам, и я с ужасом вижу в свете холодных факелов и отблеске аммиачного моря седые пряди.
Мне не хочется верить глазам.
Эра снова надевает шлем и говорит:
— Таков был обычай моей юности. Первая Мать Рона. Инко подтвердит. Не было у нас более любимого упражнения, чем ныряние в отравленную атмосферу Мара и бег в пустыне. Здесь, на берегу Моря Смерти, я хотела отдать дань этому смелому спорту, на который не решалась в молодости. Иначе как же мне стать тебе помощницей?
Первая Мать Рона была настолько ошеломлена поступком Эры, что ничего не возразила ей.
Тяжел был подъем из невероятных глубин, занявший не один день. Я вдруг почувствовал весь груз лет. Как я хотел бы сбросить его ради юной Эры, у которой морщины забот и знаний появились здесь в марсианской глубине.
Встревоженный, поднимался я, по-прежнему идя следом за Эрой и Первой Матерью Роной, стараясь размеренно дышать, как во время физических упражнений.
Так началась наша с Эрой жизнь среди марсиан. Нам отвели одну из каменных келий, где мы оставались одни.
— Ты знаешь, Инко, я так хотела бы дожить до мига, когда мариане смогут без скафандров выйти наружу. И поселиться на поверхности не в пещерах, а в домах, как на Земле.
Я понимал, слишком хорошо понимал свою Эру. Она заметила в себе то, что я лишь начал подозревать. Недаром подолгу просиживала она при свете холодного факела перед зеркалом.
Она старела у меня на глазах. Старела с непостижимой быстротой. Боюсь, что наши друзья Земли, Неон, Даль и другие, помня
— Не расстраивайся, мой Инко, — говорит она с улыбкой. — Ты боялся, что вставшие между нами полвека будут барьером. Видишь, сама Природа уничтожает этот барьер. Я просто приближаюсь к тебе по возрасту, чтобы быть счастливее.
Эти слова звучат для меня угрозой.
Я решаю, что жизнь в глубинном городе с его затхлой искусственной атмосферой губительна для Эры. Надо тотчас увезти ее назад на Землю.
Первая Мать Рона, выслушав мои опасения, соглашается.
— Я хотела, чтобы она сменила меня, — говорит она, и в ее словах я угадываю страшный для меня смысл.
Одновременно это звучит и разрешением увезти ее.
Я даю радиограмму на Землю Далю и получаю ответ: корабль «МАРЗЕМ-119» вылетает за нами.
В назначенный день мы видим через перископы, как опускается на зеленую равнину серебристая башня корабля.
Первая Мать Рона с печальной улыбкой провожает нас.
— Боюсь, что двойная тяжесть скорее повредит, чем поможет Эре, — на прощание говорит она тихо только мне.
Эра держится бодро. Обнимает Рону, прощается с дежурными шлюзовыми марсианами, и мы вместе с нею в легких земных аквалангах выходим из шлюзов на берег знакомого озера. До корабля отсюда не так далеко. Солнце слепит с непривычки.
Эра оглядывается вокруг, словно впитывая в себя красоту нового, рожденного здесь мира и замечает в небе темную тучу, скрывшую вдруг солнце. Стаи белых птиц мечутся перед нею, как подхваченные вихрем хлопья.
И сразу же мутные космы дождя преграждают нам путь. Еще мгновение, и они уже бьют нас по лицу, стекают струями по плечам и одежде. Мою бороду хоть выжимай.
Дождь на Марсе! То, что на Земле казалось бы угрюмым, непогожим, здесь вселяет веселье.
Эра, очевидно, поддается этому настроению. Она скачет под дождем на одной ноге, потом бежит вприпрыжку к кораблю.
Но что это? В приступе восторга или безумия срывает она с себя маску, забыв, что она не на Земле! И она бежит к кораблю от того же самого, теперь залитого водой кратера, от которого полвека назад бежал я без скафандра по песчаной пустыне.
Я никогда не переставал бегать, несмотря на свой возраст. Напрягая все силы, я гонюсь за нею, но отстаю, задыхаюсь, и тревога сжимает мое колотящееся сердце.
Она не может бежать без дыхания, как я когда-то. И по мокрой траве бежать труднее, чем по песку, ноги запутываются в ней.
И я вижу, как она падает сломленной тростинкой.
Задыхаясь, изнемогая от усталости, со слезами, смешанными со струями дождя на лице, я добегаю до нее.
Она лежит в изумрудной влажной траве. Наше маленькое, но яркое солнце снова выглянуло из-за туч и заставило засверкать капельки влаги на ее полуседых волосах. По ее осунувшемуся лицу текут не дождевые струи, а слезы!..