Фаина Раневская. Как сказано!
Шрифт:
Теперь перед финишем понимаю ясно, что всё пустое.
Нужна только доброта и сострадание.
В старости главное — чувство достоинства, а его меня лишили.
Я не умею выражать сильных чувств, хотя могу сильно выражаться.
Вторая
Сколько лет мне кричали на улице мальчишки: «Муля, не нервируй меня!» Хорошо одетые надушенные дамы протягивали ручку лодочкой и аккуратно сложенными губками, вместо того чтобы представиться, шептали: «Муля, не нервируй меня!» Государственные деятели шли навстречу и, проявляя любовь и уважение к искусству, говорили доброжелательно: «Муля, не нервируй меня!» Я не Муля.
Я старая актриса и никого не хочу нервировать. Мне трудно видеть людей.
Получаю письма: «Помогите стать актёром». Отвечаю: «Бог поможет!»
Я устала симулировать здоровье.
85 лет при диабете — не сахар.
Если человек умный и честный — то беспартийный.
Если умный и партийный — то нечестный.
Если честный и партийный — то дурак.
— Вот женишься, Алёшенька, тогда поймешь, что такое счастье.
— Да?
— Да. Но поздно будет.
Никто, кроме мёртвых вождей, не хочет терпеть праздноболтающихся моих грудей.
Кино — заведение босяцкое.
Женщины умирают позже мужчин, потому что вечно опаздывают.
Всю жизнь я страшно боюсь глупых. Особенно баб. Никогда не знаешь, как с ними разговаривать, не скатываясь на их уровень
Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене:
— Ну эта, как ее… Такая плечистая в заду…
Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
Я не могу есть мясо. Оно ходило, любило, смотрело… Может быть, я психопатка? Нет, я себя считаю нормальной психопаткой. Но не могу есть мяса. Мясо я держу для людей.
Многие жалуются на свою внешность, и никто — на мозги.
Мужики от начала дней до их конца за с**кой тянутся.
Милочка, если хотите похудеть — ешьте голой и перед зеркалом.
Чтобы получить признание — надо, даже необходимо, умереть.
Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит.
— Почему ты так решила?
— Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»
Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне знает все, а я о ней ничего.
Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:
— Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!
Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман — и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала.
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!
Поклонников миллион, а в аптеку сходить некому.