Фаирсан
Шрифт:
Величие короны — оковы и почет.
Пока же — вот кристальный волшебный талисман
В нем скован блеском граней магический туман.
С ним подружись принцесса и магию впитай,
И даром, что из сердца кристаллом управляй.
В колье кристаллы света и счастья вплетены,
Где свет — там мрака нету, нет горестей и тьмы.
Лишь аликорны в силе так магию творить,
Чтоб всё, что полюбили, на веки сохранить.
Единорожка, подхватив колье с подноса своим телекинезом, мягко опустила его на шею дочери.
— Ой, мама, — Селестия буквально задохнулась от восторга. — Оно такое красивое! А я в нем красивая? Самая-самая красивая?
— С днем рождения, милая!
***
Багровое солнце почти касалось горизонта. Каждый камешек, каждый выступ в земле отбрасывал длинную черную тень, зачеркав пустыню черными полосами,
Селестия шла, закрыв глаза, и представляла себе, как вернувшись домой, она сначала выпьет половину озера, а потом залезет в оставшуюся половину и будет долго, долго-долго отмокать. Она постоит под водопадом, потом ляжет на песчаное дно и будет любоваться радужными переливами на магическом поле, накрывающем оазис.
Ткнувшись носом в спину брата, она очнулась от мечтаний и, встряхнувшись, огляделась вокруг. Они стояли в начале узкого ущелья, которое, извиваясь, шло между отвесными стенами гор. Похоже было, что какой-то древний катаклизм разломил гору, оставив в ней глубокую трещину, заполнившуюся со временем обломками камней и песком. Ветер гудел и выл где-то наверху и не изъявлял желание нырять в ущелье. Солнце окончательно скрылось за изгибами стен, и мрак подкрадывался к ним все ближе, разгоняемый только редкими искрами, все еще пробегающими по гриве Фаирсана.
— Сестренка, советую сейчас хорошенько подкрепиться. Воду и сено можно оставить здесь, все равно мы не сможем там далеко уйти, — заговорил Фаир. — Дальше будет становиться все холоднее, уже в конце ущелья вода в канистре замерзнет.
Огненный аликорн огляделся в поисках удобного места. Приметив засыпанную песком площадку, Фаир растянулся на ней и прикрыл глаза. Селестия сбросила поклажу и повалилась рядом.
— Сейчас, только ноги отойдут, а то я их уже не чувствую совсем.
Они еще немного полежали, потом Селестия напилась воды и прожевала пару пучков сена.
— Я думаю, тебе стоит опять ухватиться за мой хвост, чтобы в темноте не потеряться.
— Насчет света не беспокойся, — Селестия наклонила голову, выставив рог. — Я вспомнила один детский фокус, которому научилась еще дома.
Она прикрыла глаза и расслабилась, пытаясь вспомнить то самое ощущение, немного мягкое, немного кислое с горчинкой, немного веселое.
— Селли, потише, глаза слепит!
Селестия открыла глаза и увидела яркий пульсирующий шарик света. Шарик постепенно распухал и поднимался вверх. Вспоминая забытые чувства, она уменьшила его размеры и яркость, а потом шутливо метнула в Фаирсана.
— Щекотно, — захихикал вскочивший от неожиданности Фаир.
При подлете к нему шарик рассыпался на множество мелких искр, быстро втянувшихся в шерсть. Селестия создала еще несколько шариков, и длинной гирляндой подвесила их над собой. Пара шариков, оказавшихся слишком близко к Фаиру, были им притянуты и опять обдали его облаком искр, вызвав новый приступ смеха. Изрядно повеселев, аликорны направились в глубь ущелья.
***
Когда спасательная капсула упала в песок планеты, Селестия с Фаирсаном уже вышли из детского возраста и с подростковым максимализмом собирались строить новый лучший мир, добрый и справедливый. Как говорила Луна, они летят в поисках райского мира, и поэтому надо хорошо учиться и кушать много сена и яблок (а не налегать на сладости), чтобы к ним потом прилетели папа и мама. Показавшаяся в люке песчаная пустыня на рай была совсем не похожа. Впрочем, как самонадеянно заявил Фаирсан, с магией и наукой пони они любую пустыню сделают раем. И тут выяснилось, что Эквестер не отвечает на радио-запросы. ИИ капсулы сообщил, что корабль пошел на посадку, после чего связь прервалась. Часы ожидания ответа складывались в дни, и постепенно становилось ясно, что Эквестер уже не ответит. Последовавший период отчаяния, к счастью, был пережит быстро и безболезненно. Подростки хотя и принимают любую беду близко к сердцу, умеют легко адаптироваться к новым условиям. А условия были не так уж и плохи. Запасов еды в шлюпке хватало еще на несколько лет, энергия круглосуточно
Магический талант Фаирсана позволил ему поглощать энергию солнца, восполняя силы, и постепенно еда для него превратилась из острой необходимости в редкое удовольствие. Конечно, совсем без еды он обходиться не мог. Полностью атрофировавшийся желудок вызвал бы множество других опасных изменений в его теле, но при необходимости Фаир мог не есть и не пить месяцами. Свой талант он использовал на всю катушку, методично, квадрат за квадратом исследуя пустыню.
Селестия всерьез увлеклась биологией и отдала все силы созданию оазиса, в котором они могли бы жить после того, как спасательная капсула окончательно исчерпает свои ресурсы. Она перенастроила свой усилитель магии таким образом, чтобы он мог самостоятельно поддерживать магическое поле над будущим оазисом, и Селестия лишь изредка его подзаряжала. Она создала пруд, постепенно наполнявшийся водой из кондиционера, и поселила в нем одноклеточные водоросли. Забавно, что водоросли она извлекла опять же из кондиционера. Как ни старались многие поколения пони их извести, как не вычищали емкости для конденсата, всего за пару лет любой кондиционер вновь зарастал водорослями и требовал чистки. Благодаря магической подпитке, водоросли активно размножались, извлекая углерод из углекислого газа, и через несколько лет у нее набралось достаточно органической массы, чтобы сделать почву оазиса плодородной. Семена трав, сохранившиеся в сене из сухого пайка, дали обильные всходы и вскоре покрыли оазис зеленым ковром. Сложнее всего было вырастить яблони. Ни одного семечка у Селестии не сохранилось, зато после тщательного осмотра всех закоулков в капсуле был обнаружен сухой яблочный хвостик (та маленькая веточка, что обычно остается торчать в сорванном яблоке). Месяцы опытов, штудирования учебников в попытках оживить веточку дали результат, и веточка проросла. Несколько недель Селестия непрерывно подпитывала росток магической энергией не прерываясь на сон, прежде чем он достаточно окреп, чтобы расти самостоятельно, положив, таким образом, начало их скромному яблочному саду.
***
По мере продвижения аликорнов температура быстро снижалась. Скользкий поначалу лед уже перестал таять под копытами и Фаирсан с Селестией ускорили шаг. Позади виднелись пики Кругосветных гор, очерченные радужной каймой — это лучи солнца преломлялись в воздушных потоках, кружащих над горами. Холодный ветер слабым потоком дул им навстречу. Тия создала большой яркий шар, освещающий местность на сотню шагов в диаметре и, чтобы не улетел, прицепила его к кончику рога.
— Ветер слабый, давай взлетим? — спросила она, развернув крылья, и взмахнула ими для разминки.
— А куда ты полетишь? И как ты увидишь, куда будешь лететь? Врежешься в какой-нибудь утес — мало не покажется! — покачал головой брат.
— А мы повыше поднимемся!
— Повыше как раз ветры о-го-го какие дуют. Теплый воздух, летя из пустыни, такие смерчи крутит, что я бы туда не совался. Унесет куда-нибудь, дороги назад не найдем.
— Тогда давай найдем возвышение, я осмотрюсь.
— Тут темно, вообще-то.
— Фаир, я не глазами буду осматриваться, ты же знаешь.
— Хорошо, Тия, сейчас что-нибудь подыщем.
Фаирсан поскакал вперед и через минуту прокричал: «Тут утес!» Расправив крылья, он неторопливо взлетел над землей и приземлился на вершину. «Ветер слабый, можешь лететь», — сообщил он уже сверху.
Селестия взлетела к нему и погасила свет, ей надо было сосредоточиться. В Эквестере спало несколько сотен пони-добровольцев. Их сердца не бились, грудь не дышала, но слабая аура жизни позволила бы засечь направление. Если они, конечно, не слишком далеко. Рог запульсировал фиолетовой аурой, Селестия улеглась на лед, затаила дыхание и сосредоточилась. Ее сознание, как будто покинув тело, поднималось все выше, отодвигая видимый горизонт. Вот прямо под ней яркая аура Фаирсана, вот серебрятся оставленные ими следы, теряющиеся в дымке чуть поодаль, и все. Во всем наблюдаемом пространстве господствовала чернота небытия. Селестия напряглась, раздвигая горизонт еще дальше, преодолевая сопротивление некой силы, пытающейся затянуть ее сознание обратно в предписанные пределы. Как после долгой скачки, по всему телу выступила испарина, тут же превратившаяся в иней. На пределе возможностей нити, связывающие сознание белого аликорна, превратились в прочные цепи, не давая больше продвинуться ни на шаг, но все, что она видела — лишь новые порции тьмы, отрицающей даже саму мысль о возможном наличии жизни. Наконец, Селестия прекратила попытки и расслабилась, приходя в себя.