Факел Новороссии
Шрифт:
— Есть! — отвечаю и слышу шепот: «Он с оружием, с оружием…»
— Это ПМ в кармане кофты лежит! — отвечаю поспешно.
— Достань аккуратно!
Я достал свой ПМ, положил и уже потом понял, что это — Стрелок. Кто-то подходит, светит фонариком в лицо и говорит: «Все, это он, свои».
Уже когда встали, смотрю, что Стрелок и Ромашка открыли лица, а остальные остались в масках.
Грузовик мы поставили в то место, которое более или менее подходило, куда могли люди подойти. Но все равно машина постояла — и увязла в земле. Погрузилась в грязь буквально по самые оси.
Стрелок еще, глядя на шофера грузовика «Новой почты», поинтересовался:
— Водила свой или «в расход»?
— Нет-нет, водитель свой, в расход нельзя! — обалдев, отвечаю Стрелку.
А тот услышал эту фразу, испугался еще больше и страшно побледнел.
Знаете, чем стрелковцы отличались от местных? От них пахло войной и какой-то неотвратимой решительностью. Они заходили и в принципе понимали, что придется воевать и лить кровь, а мы верили до последнего, что это будет Крым. Что мы сейчас быстренько покажем, что мы здесь — нормальные пацаны. Хотим независимости, и Украина скажет: «Ну ладно, идите с миром!» Мы-то рассчитывали, что ВСУ с нами воевать не станут. Милиция не будет драться, потому что нас уже слишком много и оружие у нас уже имеется. Да и мы с ними, с ВСУ и милицией, воевать-то не хотели. Наивные наши надежды не оправдались.
А бойцы Стрелкова зашли, уже готовые ко всему. Они были на войне и готовы психологически. Все были после Крыма. Сюда проникло почти все то ополчение, которое помогало в Крыму. Они пришли, чтобы воевать.
Я очень хорошо их запомнил. В грязи, мокрые, но решительные. Большую часть поклажи они все-таки донесли на себе. Они и обеспечили нам первый наш боекомплект. До этого у нас всего по одному рожку для автоматов имелось. А тут уже были патроны, правда, не в цинках, а в пятилитровых баклажках. Ссыпанные в них, чтобы было легче нести. Для экономии веса и объема. Видно было, что Стрелок прорабатывал операцию по-взрослому, учитывая все нюансы. Кроме боеприпасов и оружия, они принесли с собой 250 комплектов формы для ополчения и еще много другого груза.
С формой они хорошо придумали. Чтобы одеть в нее ополчение. Возможно, чтоб дух боевой ему придать. Стрелков тут в точку угодил. Мол, не толпа мы, а армия уже. И потом, когда брали Краматорск, у наших противников создавалось впечатление, будто орудуют «зеленые человечки». Какой-то крутой спецназ, по-любому — российский. Понятно, что это был блеф, но сначала в такое поверили. Во-первых, поднять боевой дух у ополчения — все в одинаковой форме, это уже более-менее на что-то организованное похоже, а не на сборную солянку. Хотя изначально всем говорили, что мы тут и были и никто не заходил, но весь Интернет гудел, что в Донецк пришли «вежливые».
Водителю потом дали 1500 или 2000 гривен за поездку «за яблоками», но он даже брать их не хотел. Я уже ему внаглую в карман деньги сунул: «Все, спасибо, братан. Ты ж смотри, никому не рассказывай!»
— Я уже забыл. И не помню, и не знаю вас никого!
Что было дальше? Мы ехали в грузовике, а он — герметичный, и в него набилось полсотни душ. Как сельди в банке, сидели буквально друг на друге. Приходилось каждые полтора часа останавливаться, приоткрывать ляду, запускать воздуха, чтоб не задохнуться. И так — три часа. Впереди — наша легковушка-«лоцман». За ней — грузовик.
Стрелков пришел вместе со своим наставником, его бывшим начальником — 76-летним Дедом. Мы его так звали. Он потом трагически пропадет без вести. Замечательного ума и силы воли был человек. Учитель Стрелка.
Очень образованный и умный, с огромным опытом. Подсказывал, на что обращать внимание, что примечать. Как правильно оценивать ситуацию, как реагировать. Они тогда со Стрелком в одном кабинете жили, ночевали, работали. Жил Дед в России, а откуда он родом — не знаю.
Огромной силы воли человек! Весь 24-километровый пеший переход он одолел в свои 76 лет. С поклажей шел, нес на себе рюкзак в четверть центнера. Молодые на том марше падали, их подбирали. Некоторые боекомплекты бросили по дороге. А он нес. И подбадривал остальных. Лез участвовать в операциях, сам рвался в бой. Но попал в плен и там сгинул. Было это тогда, когда в Краматорске захватили бронетехнику, МТЛБ-шку. Он нам тогда не дозвонился и решил сам привести технику в Славянск.
Он поехал, но их принялись обстреливать наши. Приняли их за укропов. Ну, и сожгли броню. Подбили, остановили, гранатами закидали, несколько человек погибло. А там уже и укропы стояли, тоже принялись обстреливать. Дед в том бою и пропал. Искали его, и через две недели стало известно, что он в плену в Харькове. Но у него уже начались проблемы с памятью. Нервное напряжение. Он мог помнить поминутно то, что было 25 лет тому назад в такой-то день, и не помнить, о чем он час назад с тобой говорил. Или что он вообще тебя сегодня видел. В плену его пытались выменять, но укропы не отдавали, они хотели из него какие-то важные сведения вытянуть. Так он и пропал. Имени его не знаю.
А тогда Дед трясся в душном кузове грузовика вместе со всеми. Где-то на полпути ему стало плохо, и мы его забрали в легковую машину.
Дальше приключилась история с гаишниками, тоже веселая. Был шестой час утра, небо стало сереть весенним рассветом. Мы уж со Славянском созвонились, сообщили, что едем к ним. Чтобы наши ребята оставались там, не ехали в Шахтерск. Донецким позвонили, чтобы часть двигала в Славянск, а часть — осталась в Донецке.
Машина была вся в грязи, даже толком ее цвета не видно. Она — как цельный кусок грязи. И вот на дебальцевском посту гаишник решил нас остановить. Мать честная! Я запаниковал. В легковушке — трое с автоматами, в форме, только маски-балаклавы завернули на головы, как шапочки. И стекла у нас не тонированы. Гаишник машет жезлом. Слышу голос Стрелка: «Если не договоримся, ментов — в расход!»
Решаю — остановлюсь не сразу, проеду за пост. Думаю: пока будет идти гаишник, успею выскочить из салона и договориться. Чтобы не доводить дело до смертоубийства.
— Вы откуда? — вопрошает подошедший гаишник.
— С рыбалки! — отвечаю, с радостью замечая, что грузовик со всем десантом благополучно проехал мимо.
— А почему машина такая грязная? — не унимается страж порядка.
— Так застряли в поле, а там — дождь, грязь, — делаю лицо простачка.
А он пытается подойти к машине! Если он подойдет, то жизнь его закончится. Ни Стрелок, ни Ромашка с ним разговаривать не будут. Они уже передернули затворы. Я его пытаюсь удержать:
— Не нужно тебе туда идти!
— А чего ты меня туда не пускаешь? — оборачивается ко мне милиционер.
— Ну, сидели на рыбалке, чуть выпили. Водитель трезвый, но с перегаром… — развожу руками с виновато-заговорщическим видом.
— Ну, пусть выйдет водитель, — милостиво решает гаишник. Водитель выходит.
— А ну, дыхни!
Дыхнул.
— А чего это он без перегара? — милиционер настороженно щурит глаза.
— Ну он чуть-чуть пил вчера. Сказал, вдруг что-то где-то осталось, — заговариваю я гаишника, сутулясь, чтобы на животе под кофтой не проступали очертания заткнутого за пояс пистолета.