Факел Новороссии
Шрифт:
В Славянске мне понадобилось двое суток чтения новостей в Интернете и личных бесед, чтобы вникнуть в ситуацию. Готовился референдум о самоопределении ЛНР и ДНР 11 мая 2014 года. До него оставался буквально день. Мои товарищи по Народному ополчению не бездействовали.
День Победы 9 мая 2014 года Донбасс встречал с особым подъемом. Тогда было организовано масштабное шествие по центральным улицам Донецка и торжественный митинг на площади Ленина. Основная цель мероприятия — мобилизация своих сторонников перед проведением референдума и мобилизация всех сил Донбасса на борьбу с карателями хунты. Я тоже выступил на праздничном митинге, только в осажденном Славянске.
— Эти люди, украинские националисты, бандеровцы, очень хотят быть похожими на своих героев — Бандеру и Гитлера. Но мы здесь не посрамим наших отцов, дедов и прадедов. Будем бороться за
Я призвал всех жителей республики организоваться в боевые отряды, чтобы давать отпор фашистской нечисти во всех городах Юго-Востока. А самые боеспособные отряды — присоединить к Народному ополчению Донбасса.
— Мы никогда не признаем власть киевской хунты, этих крыс и бандеровских тараканов, повылазивших из щелей, которые несут на нашу священную землю фашистскую чуму! — заявил я. В тот же день Народное ополчение приняло участие в огромной демонстрации в Донецке.
В это же самое время хунта устроила бойню в Мариуполе. Она словно насмехалась над Днем Победы. И всего неделя прошла после трагедии в Одессе. Я все время думал: что предпримет Москва? Неужели она не видит того, что мы — боремся, что мы — в тяжелейшем положении? Особенно поразило то, что Москва рекомендовала нам не спешить с референдумом о самоопределении. Что это? Намек на то, что мы не будем признаны? Но референдум остановить было невозможно. Мне самому накануне позвонил премьер Крыма Аксенов и попросил убедить руководство ДНР перенести референдум на неделю. Но я тогда ответил, что никто на это не пойдет: люди его просто разорвут на части. Он моментально станет если не трупом физически, то политическим покойником — точно.
Тогда, читатель, еще многие в ДНР были убеждены в том, что после референдума Москва примет Донбасс в состав РФ, как и Крым. Был ли у меня тогда неприятный осадок в душе от случившегося, от этих просьб Москвы? Нет. Тогда казалось, что это — какая-то дипломатическая игра, какой-то хитрый кремлевский план, а не явное нежелание руководства РФ ввязываться в борьбу за Донбасс через прямое военное вмешательство. Не ведали мы еще, что дело покатится в совершенно ином направлении.
11 мая я, как и все бойцы Народного ополчения, как и подавляющее большинство людей на территории ДНР, проголосовали за отделение от зараженной неонацистской чумой Украины. Нашей «идефикс» было одно: нужно продержаться совсем немного, совсем чуть-чуть, дать отпор силам хунты — и помощь из России придет.
Как мы жестоко ошибались!
Начальник мобилизационного управления
Вскоре после референдума состоялся наш разговор с Игорем Ивановичем Стрелковым. Стало понятно, что на многие вещи мы глядим одинаково. Что мы оба — за воссоединение единого Русского цивилизационного пространства и восстановление его территориальной целостности. Что мы — за справедливость.
Но что нужно было делать дальше? Мне как последовательному государственнику виделось: надо ударными темпами строить дееспособную государственность ДНР. Создавать полноценный аппарат управления республикой, обеспечивать функционирование ее экономики, строить регулярные вооруженные силы. Именно регулярные, а не «атаманщину» из кучи неуправляемых отрядов во главе с полевыми командирами. Не «сомалийскую пехоту». А ведь это уже начиналось. Каждый вожак стал собирать себе отряды. Я прекрасно понимал, чем это грозит: анархией и уголовщиной, развалом экономики и социальной сферы. Все это играло на руку только нашим врагам — укронационалистической хунте. Надо было дать новой республике символы и четкую идеологию. Иначе все выльется в разгул криминального насилия. Потому мы с Игорем Ивановичем решили: я поеду в Донецк и начну работу по налаживанию снабжения и пополнению славянского гарнизона. Мне уже было очевидно, что самые честные, бескорыстные, идейные бойцы стягиваются под знамена Стрелкова. Уже тогда набирали силу те, кто перекрасился, как хамелеон, оставшись по сути наемными слугами олигархии и наемниками. Те, кто боролся за материальные активы, а отбирали их не в пользу республики, а для себя любимых. Я-то прекрасно помнил известное изречение о том, что революции совершают прекраснодушные идеалисты, а плодами их пользуются циничные мерзавцы.
— В Донецке — бардак! — сказал тогда Стрелок. — Что там происходит, непонятно. Поезжай, разберись — и помоги, чем можешь…
После референдума мне пришлось признаться себе: присоединять Донбасс к себе Российская
Сейчас, летом 2015, когда пишутся эти строки, я действительно понимаю причины, по которым Россия не ввязывается в войну на Донбассе по полной программе. Любой открытый ввод сил в Донбасс делал неизбежной затяжную войну между РФ и Украиной. Пойти на нее руководители РФ никак не могли и не могут. Почему?
Во-первых, структура системы власти и слабость ее полуколониально-сырьевой экономики в РФ таковы, что ввяжись страна в затяжную войну — и это обернется катастрофой похлеще 1917 и 1991 годов. Я имею в виду то, что действительной властью в России выступает крупный капитал (подчас государственный лишь формально). Его могущественные группы со своими интересами конфликтуют с интересами государства. Ведь жизнь и прибыли даже государственных сырьевых компаний зависят от рынков Запада и его благоволения. Чего уж говорить о частных олигархически-сырьевых корпорациях, нефтяных и металлургических? По части длинных кредитов РФ вообще зависит от западной финансовой системы: у себя дома она полноценного, «национализированного» банковского сектора не создала. Даже производство в РФ зависит от импортных поставок всего: оборудования и запчастей к нему, посевного материала, племенных скота и птицы, кормовых добавок, лекарств и т. д.
И хотя олигархия (подчинение государственной политики интересам крупного компрадорского, сырьевого капитала) как системное явление в России явно не проявляется, тем не менее крупный капитал в России (в основном сырьевой), получив порцию экономических санкций, действительно единым фронтом выступил против участия в войне в Донбассе. Свое «против» заявили влиятельные либералы — правительственные чиновники экономического блока и банкиры госбанков. Они ведь даже в Крыму отказались открывать филиалы ВТБ и Сбербанка, опасаясь западных санкций. Даже «Газпром» в Крым не пошел. Команда либералов продолжает цепко держать в руках управление экономикой и финансами Российской Федерации, и они — почти явно против войны.
Во-вторых, состояние расколотого общества РФ таково, что невозможно говорить о том, чтобы принимать полноценное участие в таком крупном затяжном конфликте на территории Украины с населением более 40 млн человек. Образно говоря, вступать в конфликт можно лишь тогда, когда Ксения Собчак в патриотическом порыве откажется от гламурной жизни на всем импортном, откажется от роскоши и пойдет трудиться. Ну, если не литейщицей на военный завод, то уж на племенную животноводческую ферму, оставив свои гламурно-журналистские дела. Слишком испортились люди за 24 года, слишком скурвились, стали неработающими потребителями благ, как на Западе. Миллионы вздорных, инфантильных потребителей, не желающих нести никаких лишений и тягот. Выдержали бы они полноценную экономическую блокаду страны Западом?
Но это — объективно-отвлеченные размышления. Сердцем мы желали, чтобы Россия помогла нам. Потому что видели разорванные тела людей, разрушенные дома и заводы. И нам, глядя на это все, было вовсе не до большой политики.
Поймите нас. Вы не представляете, каково это: видеть искалеченных, кричащих от боли детей. Со страшными ранами, с оторванными ручками и ножками. Жен и мужей, рыдающих над телами своих супругов, дочек или сыновей. Каково это — видеть людей, прячущихся в сырых и зловонных подвалах от снарядов карателей, страдающих от голода и жажды. Каково это — встречаться взглядом с глазами тех, кто все потерял, кто лишился всего в жизни. Или видеть тех добровольцев, что стали калеками, но никогда не будут считаться ветеранами какой-либо войны и до конца дней своих обречены на нищету.