Факир против мафии
Шрифт:
— Знаете что… — Регина сняла очки, посмотрела на Турецкого сияющими глазами, похожими на синие звезды. Щеки ее слегка порозовели от выпитого. Красивые губы улыбались. — А ведь здесь можно танцевать!
Турецкий обернулся и посмотрел на посетителей ресторана, усердно жующих за своими столиками.
— Что-то я не вижу танцующих, — с сомнением сказал он. — Вы ничего не путаете?
— Здесь можно танцевать, — повторила Регина. — Только не все об этом знают. Здесь ведь нет специальной площадки, но места между столиками и возле рояля — предостаточно.
— Вы хотите, чтобы я пригласил вас на танец?
— Только если вы
Взгляд Турецкого упал на неглубокое декольте платья Регины, затем невольно скользнул ниже. Материя ее платья была очень тонкой, почти воздушной, но вместе с тем непрозрачной и эластичной — эластичной ровно настолько, чтобы дать понять, что под платьем у Регины ничего нет. Турецкий перевел взгляд на лицо Регины. Она смотрела на него пристально и чуточку насмешливо.
Внезапно Турецкий почувствовал такое жгучее желание обладать этой женщиной, что у него заломило в висках.
— Вы покраснели, — сказала Регина. — Кровь прилила к лицу. Это из-за водки, да?
Турецкий покачал головой:
— Нет. Из-за вас.
— Неужели? Значит, вы все-таки хотите пригласить меня на танец?
Турецкий поднялся со стула, обошел столик, встал напротив Регины и с легким, полунасмешливым поклоном протянул ей руку.
Потягивая безалкогольное пиво и листая журнал, Эл внимательно наблюдал за Турецким. Он видел, как московский сыщик впился взглядом в лицо Регины, как скользнул глазами по обтянутой платьем груди женщины и как порозовели при этом его щеки. Эл усмехнулся. Все-таки Турецкий был, во-первых, мужчина, а уже потом — сыщик. А значит, его легко можно было поймать. Пожалуй, так же легко, как и Лапшиса. Старый агент тоже был опасным противником, но стоило этой женщине ему улыбнуться, как тот немедленно позабыл об осторожности и нарвался на пулю.
Турецкий тем временем пригласил Регину на танец. Перед тем как подняться, Регина надела свои дымчатые очки. Если Эл в чем-то и завидовал женщинам, так это в том, с какой легкостью они меняют внешность, не вызывая при этом никаких подозрений. Достаточно одного, двух штрихов, и лицо женщины меняется до неузнаваемости. «Вечерняя» Регина тоже была абсолютно не похожа на себя «дневную» — в этом стильном парике, в этих модных очках, — но в любом обличье она оставалось удивительно красивой женщиной.
Они танцевали под медленную музыку, глядя друг другу в глаза. Регина что-то тихо шептала Турецкому, и щеки его наливались краской. Сам того не замечая, он все теснее и теснее прижимался к Регине.
«Как простой мальчишка», — с иронией подумал о нем Эл.
Нет, этого противника ему явно не стоило опасаться. Простой мужик, несложная мишень.
Мелодия закончилась, и танцующая пара распалась. Турецкий и Регина вернулись за столик, однако Эл успел заметить, как на последнем аккорде губы Турецкого коснулись щеки Регины. А перед тем как выпустить красавицу из объятий, бедный сыщик не удержался и порывистым движением поднес ее руку к своим губам. В ответ Регина улыбнулась и посмотрела на него с невыразимой нежностью.
«Готов», — подумал Эл.
Посидев еще минут пять, Турецкий подозвал официанта и расплатился с ним. Затем пара поднялась из-за столика и направилась к выходу. При этом Турецкий ласково и бережно поддерживал Регину за талию.
Эл расплатился и отправился за ними.
«Пока на свете есть женщины, ни один мужчина не может чувствовать себя в безопасности, — флегматично думал Эл, следуя за Турецким и Региной на стоянку машин. — Неуязвимы только импотенты. Хотя… У импотентов нет страстей, поэтому они слишком вялы и нерешительны. Их душит комплекс неполноценности, поэтому они нервозны и чувствительны к обидам. Это и делает их уязвимыми. А раз так, значит, уязвимы все».
Регина и Турецкий сели в «сааб» Регины, машина завелась и медленно выехала со стоянки. Эл завел свой «опель» и поехал за ними, держась от «сааба» на почтительном расстоянии. Он знал, что Регина будет ехать медленно, давая ему возможность ехать следом так же медленно и спокойно, не привлекая излишнего внимания. А если даже она и «оторвется», Эл знал, где ее искать. Ведь они направлялись к Регине домой.
План был прост, но не гениален. Более того, он был абсолютно банален, даже схематичен. Однако Эл никогда не гонялся за оригинальностью. Он никогда не стрелял жертве прямо в лоб, стараясь умертвить ее одним выстрелом, не отливал пуль из золота (он видел это в одном американском фильме), не убивал экзотическим оружием — дамасским клинком, ядом кураре или сицилийской гарротой. Он действовал просто и максимально эффективно, стараясь не оставлять следов и не наводить легавых на мысль о каком-то особом «почерке убийцы».
Так вот, план был прост и банален. Регина должна была заманить Турецкого к себе домой, — пожалуй, этот пункт был самым легким, потому что ни один нормальный мужчина не мог отказать Регине. Затем она накачивала Турецкого коньяком, водкой, ну, или что он там предпочитает. И после всего — выдворяла за порог, превратившись из ласковой козочки в ядовитую фурию.
Конечно, Турецкий мог не захотеть уходить от красивой, раздразнившей его женщины «в мороз и в ночь», но Регину трудно было назвать беззащитной и слабой девушкой, уж она бы нашла способ избавиться от пьяного сыщика. А дальше в дело должен был включиться Эл и его верный друг — пистолет «ТТ» со спиленным номером. Один или максимум два выстрела — и Турецкий навсегда покидает Литву, а заодно и матушку-Землю, чтобы встретиться со своими праотцами.
План был прост. Настолько прост, что он дал сбой на самом первом этапе. В подъезд Турецкий не вошел. Он распрощался с Региной на улице, повернулся — Регина так и замерла на пороге с фальшивой улыбкой и выпученными от изумления глазами — и двинулся к стоянке такси, внимательно поглядывая по сторонам.
Походка у него была твердой и трезвой, а правая рука — предусмотрительно опущена в карман куртки. Причем карман этот не был узким и неудобным, как у Лапшиса, нет, в таком кармане могла уместиться вся артиллерия Литвы, и еще осталось бы немного места.
И Эл решил не рисковать. Даже если ему удастся «убрать» Турецкого, вряд ли он сможет сделать это быстро и бесшумно. А другой сценарий Эла не устраивал.
В тот вечер — вопреки мрачным прогнозам Регины Смайлите — Турецкий остался жив.
Можно было бы сказать, что Александра Борисовича спасла судьба. Но на самом деле все обстояло иначе. Александр Борисович Турецкий был обязан жизнью не какому-то там фатуму или року, а своему слабому желудку. Он, этот самый желудок, был страшно недоволен тем, что его напичкали острыми кушаньями, от которых у него начались колики. А вслед за тем Турецкий сильно, просто до помутнения сознания, захотел в туалет.