Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
После Пондишеры, из всех индийских городов наилучшие воспоминания у меня остались о Чандернагоре. Я любил эту нашу маленькую столицу на берегах Ганга. Здесь все говорит вам о Франции. И нигде нет такой роскошной растительности, такого кроткого
В 1867 году я нес там обязанности председателя суда и решил при наступлении судебных вакансий в конце декабря посетить те из провинций, в которых я еще не бывал.
Из Чандернагора я уехал 3-го января, отправившись на местном небольшом судне, снабженном маленькою картою. В конце месяца я был уже в священном Бенаресе.
Со мною были двое слуг, — нубиец Амуду, сопровождавший меня во всех моих путешествиях и бывший моим доверенным лицом, и другой, который заботился о нашей пище.
Экипаж моего судна был невелик — т. е. рулевой и шесть гребцов из касты рыбаков.
Незадолго до заката мы причалили у лестницы Гаты, неподалеку от знаменитой пагоды Шивы.
Возможно ли описать волшебное зрелище, явившееся пред моими очами… Что может быть грандиознее и пышнее Бенареса?!
Когда любопытный путешественник поднимается вверх по Гангу, то прежде всего ему видны верхушки минаретов, которые возвышаются над громадами дворцов. Эти грациозные башенки живописно разбросаны по всему берегу на протяжении двух лье.
Невозможно остаться бесчувственным при виде дивной панорамы, которую представляют из себя храмы, башни, длинные колоннады, высокие набережные, террасы с балюстрадами, и все это в сочетании с пышной листвой баобабов, тамариндов и бананов, волшебное, дивное зрелище представляет собой сочетание величественных деревьев, осыпанных кистями цветов, и всех этих зданий, покрытых скульптурными украшениями. Здесь соединилось искусство рук человеческих с красотою и очарованием природы.
Полное отсутствие правильного плана, различные виды архитектуры, смесь сурового и торжественного с легким и фантастичным придают хотя иногда и странный оттенок отдельным частям, но все же общий вид полон величия. Что же касается мелочей, то они так богаты разнообразием, так восхитительны, и так тщательна их отделка, что европейцам трудно представить себе их красу, не увидав их собственными глазами.
Вместо набережных — гигантские лестницы, ступени которых спускаются к самым водам Ганга. Наверху их стоят Гаты, нечто вроде монументов, состоящих из четырех колонн, соединенных между собою одним карнизом. От восхода до заката солнца эти лестницы покрыты толпами кули, которые разгружают и нагружают небольшие судна, снующие вверх и вниз по реке и доставляющие товары из Бенгалии, Европы и Азии.
На закате тысячи мужчин и женщин спускаются по ступеням Гат, чтобы совершить вечернее омовение в священных водах.
Что за восхитительные создания женщины Бенгалии. Не я один поклонник их красоты. Вот что пишет о них мой соотечественник де Жансиньи, бывший адъютантом раджи Ауда:
«Если только индусские женщины не изнурены тяжкими работами под палящими лучами солнца, то они почти все без исключения замечательно красивы.
У них крошечные ручки и ножки, движения
Женщины из касты браминов особенно выделяются своею красотою, и ни один скульптор или художник не найдут в них каких-либо недостатков.
Я приказал своему рулевому причалить у Гаты Шивы, и первое, что мне бросилось в глаза, это то, что индусы и магометане совершали бок о бок свои омовения, как бы забыв глубокую рознь, которая существует между их двумя религиями.
И хотя последователи пророка и боролись против того, что они зовут идолопоклонством, но все-таки они почитают этот священный город, внушающий им таинственный ужас.
Брамины утверждают, что Бенарес построен самим Шивою.
Аурензеб, чтобы унизить их гордость, велел разрушить самую древнюю пагоду и воздвиг на ее месте великолепную мечеть, которая носит его имя, и путешественник еще задолго до приближения к городу видит ее стрельчатые маковки, покрытые золотыми пластинками.
Теперь многочисленные магометанские храмы высятся рядом с индусскими пагодами.
Несмотря на этот вандализм, а также и на то, что мусульманские властители старались насадить всюду на своем пути веру в пророка, здесь, в Бенаресе, они относились с широкой снисходительностью к нравам и обычаям побежденных, но все же до сего дня я бы ни за что не поверил, что мусульмане и индусы будут рядом совершать свои религиозные омовения.
На юге Индии мусульманин, позволивший себе окунуться в священный пруд какой-нибудь пагоды, был бы умерщвлен на месте.
Я прибыл в Бенарес с намерением остаться здесь два месяца, а затем подняться вверх по реке до Дели и Лагора и вернуться в Чандернагор, сделав крюк через центральную Индию, чтобы посетить Бонделькунд, Ханхейх, Арунгабад, Эллору, Нагпур и Гандвану.
Я собирал материалы для моей книги по оккультизму и спиритизму в Индии, и мне надо было по крайней мере месяцев шесть, чтобы выполнить предначертанный мною план.
Генерал-прокурор, служивший в то время в Пондишери, был и сам близок к литературе, и если только к нему обращались с просьбою посодействовать в каких-либо изысканиях или облегчить так или иначе путешествие по стране, то он никогда не отказывал в своей помощи. И когда я попросил у него сверхсрочный отпуск на четыре месяца, то он любезно согласился на мою просьбу, и вот теперь я могу беспрепятственно выполнить свой проект. Так как мне предстояло долго пробыть в Бенаресе, то мне не хотелось поместиться в какой-нибудь гостинице или бенгало, и я решил подыскать себе какой-нибудь домик и снять его на это время.
Только что я хотел отправить Амуду на поиски такого дома, как за мной прислал нейхвамахратский князь, с которым я познакомился у раджи чандернагорского. Узнав о моем приезде в Бенарес, Пейхва предложил мне поселиться в его чудном семиэтажном дворце на берегу Ганга.
Многие из князей и раджей Индустана хотя и живут далеко от Бенареса, но все же строят себе в этом священном городе дворцы, которые и посещают наездом, а иногда, под старость, и совсем в них поселяются, чтобы провести свои последние дни, согласно закона Ману, в строгом посте и молитве.