Фактор фуры
Шрифт:
Членом и даже «инспектором» Общества был сам Жюль Верн: изображение Робурова «Альбатроса» (сделанное по указаниям писателя художником Беннетом) висело над его же, «Альбатроса», моделью - последняя была выполнена с тщательностью и достоверностью копии «в масштабе» реально существовавшего технического объекта. В соседних стеклянных ящиках стояли аналогичные модели «Наутилуса», трансформера «Урагана» и «колумбиады», пальнувшей в Луну Мишелем Арданом.
– Технический утопизм во второй половине позапрошлого века шел рука об руку с социальным, - разглагольствовал Дани.
– Их вряд ли имеет смысл вообще особо разграничивать: тот же Робур, если вы помните, рассуждает о создании «воздушной Икарии» с населением из «икарийцев»: тех, кто лишен был свободы и справедливости на земле, но найдет их в стратосфере… Технический прогресс не мыслился в отрыве от общественного: стремительное развитие научной мысли, технологий (каковые уже наглядно и ощутимо - впервые в человеческой практике!
– меняли картину мира) воспринималось подтверждением и результатом поступательного движения истории, о котором гуманистическая мысль твердила с Возрождения. А направление этого движения, согласно гуманистической мысли, могло быть единственным: всеобщая свобода-равенство-братство-сытость эт сетера. В конце концов, в пароход, паровоз, телеграф и прочее воплощался торжествующий (как начинало казаться) разум, а торжество его в социальной и политической сфере ожидалось в самом непосредственном будущем…
По-английски Дани чесал прекрасно и вообще рассказывал здорово - как человек, всерьез увлеченный предметом (увлеченностью - да и предметом - он мне сразу напомнил Володьку). Думаю, и нас с Серегой он сюда зазвал - в нарушение правил - не рекламы ради (какую мы ему сделаем рекламу) и даже не нашей русской экзотики из-за, а просто в силу нетерпеливого желания поделиться и похвалиться. Я сначала все гадал: а что Дани думает о причине нашего появления?
– но потом понял, что его это не особо и колышет. Раз уж свалились ни с того ни с сего на голову два русских журналиста - то пусть будут первыми посетителями. Музей - он на то и музей, чтоб людей по нему водить.
Музей, правда, официально еще не открылся - на следующей неделе только собирался. Но экспозиция была уже смонтирована - лишь местами попадались остаточные следы монтажа и ремонта, вроде недоубранных ящиков, полиэтиленовых ворохов и стремянок.
– … Вы знаете, что в начале двадцатого века совершенно всерьез шли разговоры о скором и окончательном прекращении войн? Книга знаменитого пацифиста и нобелевского лаурета Нормана Энджелла «Великая иллюзия» 1910 года стала бестселлером. Энджелл писал, что экономические интересы великих держав становятся настолько взаимозависимы, что стимул воевать, по сути, пропал. Это за четыре года до Первой мировой! Символично тут все почти до неприличия. В апреле 1912 года известный британский журналист Уильям Стэд ехал в Америку делать на конференции доклад о том, что войн скоро не будет. В смысле, плыл. На самом большом, технически оснащенном и безопасном судне того времени. Называлось оно?.. Правильно. Стэд утонул, а через два года началась не просто война, а война невиданного раньше типа и масштаба, перемоловшая девять миллионов человек - при посредстве разнообразных плодов научного и технического прогресса…
Тут я вспомнил папочку из стамбульского отеля. «Титаник», катастрофы… И мораль, которая в том, что не стоит зарываться. Фактор фуры, в общем.
– … А ведь эти ребята отнюдь не были благонамеренными дураками.
– Дани подвел нас к здоровенной карте.
– Свои выводы они делали на основе наблюдений над современными им политическими тенденциями. А что они видели? Вот - 1900 год. Континенты поделены между европейскими империями и Штатами (отстраивающими потихоньку свою). Между прочим, всемирный характер тогдашних имперских экономик и золотой стандарт имели результатом даже большую «глобализацию», чем нынешняя. Так что постулат о взаимосвязанности интереcов Энджелл не выдумал… Идеологические течения, которые через несколько десятилетий не оставят ничего от «старого мира», в 1900-м либо вообще не существовали, либо не имели влияния. Марксизм серьезной политической силой еще не был, тридцатилетний Ленин сидел в Сибири. Муссолини - семнадцать, он пацифист и социалист. Гитлеру вообще одиннадцать… Естественно, никто не предполагал, что все так повернется…
Кем он у них значится, Даниэль?
– как-то пропустил… Вид глубоко несерьезный: «вечный студент», «молодой человек неопределенного возраста» - но точно не простой экскурсовод, как бы вообще не начальник всей лавочки… Странненькой такой лавочки.
Хотя - интересно. Это точно был самый необычный музей, по которому мне доводилось бродить. МУЗЕЙ НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ БУДУЩЕГО.
Они тут попытались собрать наглядные модели будущего, каким оно виделось в разные времена - и каким не стало. Социальные прогнозы. Утопические и антиутопические картины. Проекты архитектурные и технические. Все то, что не осуществилось.
Кадры из «Метрополиса». Дворец Советов в Москве. Шпееровский Берлин - в виде громадного макета (геометрическая угрюмая гигантомания). Рисунки из «Эмей-зинг Сториз» - первого в мире научно-фантастического «палпового» журнала Хьюго Гернсбека (аэродинамическая бравурная гигантомания). Модели несусветных и несообразных судов, автомобилей, летательных аппаратов, космических кораблей.
– …То, что Уильям Гибсон, папа киберпанка, назвал «Континуум Гернсбека», футуристические представления тридцатых, дожившие почти до конца прошлого века, - все эти хрустальные, хромированные, белоснежные, обтекаемые, каплевидные штампы массового сознания и низкопробной sci-fi… во многом - непосредственное эхо технократических утопий девятнадцатого века… Хотя Вторая мировая, закончившаяся Хиросимой, должна вроде бы была окончательно добить веру в благость научного прогресса - промышленный, скажем, дизайн в пятидесятых сильно «заражен» футуристическими ожиданиями, причем позитивными. Это же время - пятидесятые - шестидесятые - «золотое» для фантастической литературы. Холодная война стимулировала развитие науки, человечество вышло в космос, освоило управляемую ядерную реакцию - будущее, так сказать, приблизилось, оно было «актуальным»… Никто тогда не сомневался, что к концу двадцатого века мы колонизируем как минимум часть Солнечной системы. Герои кубриковской «Космической одиссеи 2001 года» (снятой в 1968-м) летят к Юпитеру…
Мы шли мимо планетарных станций и орбитальных баз; за стеклом аквариума, соединяющим пол и потолок одного из залов, свет пока не горел, и подводную экономику «Большой глубины» Артура Кларка с субмаринами, пасущими кашалотов, мы не разглядели. Азимовские роботы выстроились пародийной эволюционной шеренгой - заканчиваясь «сапиенсом» в галстуке, начиналась она не волосатым приматом, а железной квадратноголовой куклой (производства 1996-го, согласно книге «Я, робот»). Продолжалась - аналогичным трех-с-половиной-метрового роста обалдуем (один из первых говорящих роботов, произведенных в 2002-м, использовавшийся, согласно закону от 2003-го, исключительно на других планетах).
– Идея более живуча, чем вы, вероятно, думаете, - хмыкнул Дани.
– Еще недавно американский футуролог Маршалл Брейн утверждал, что к 2030-му роботы с человеческой внешностью вытеснят большинство людей с их рабочих мест…
Если в предыдущих залах решительно преобладал белый цвет, то в том, где мы оказались далее, стоял расцвеченный неоном полумрак, а потолок заслонила жестяная щелястая полусфера («Оттуда будет еще вода капать», - заверил Дани), изображающая «геодезический купол» Ричарда Б. Фуллера, каковыми Уильям Гибсон накрыл все крупные города в своей «киберпространственной» трилогии.
– В конце концов будущее приблизилось настолько, - продолжил Дани прежнюю мысль, - что многие испугались. Перелом в настроениях можно датировать 1970 годом, когда вышел «Шок будущего» Элвина Тоффлера, название которого сделалось идиомой. Если раньше скорость, с какой менялся мир, обнадеживала, то теперь стала вызывать растерянность, грозящую (как предсказывали) перейти в ступор и психический коллапс. Заговорили о «третьей волне», информационной революции, меняющей современный Тоффлеру и единомышленникам мир столь же радикально, как изменило его появление сельского хозяйства около десяти тысяч лет назад и промышленная революция трехсотлетней давности. Краеугольным камнем наступающей эры объявили информационные технологии (компьютеры как раз внедрялись во все сферы жизни), большое будущее предрекали биоиндустрии - хотя еще уповали на космическую промышленность и использование ресурсов Мирового океана. В начале восьмидесятых появился киберпанк - мрачноватая литература о мире, который вместо национальных государств поделили транснациональные корпорации, где биоинженерия кроит людей как хочет, а те не вылезают из «киберпространства», вторичной, виртуальной, компьютерной реальности, равноправной с первой. В опоздавшем на добрые два десятка лет Голливуде все это икнулось «Матрицей» и К о – уже тогда, когда стало ясно, что ни страхи перед Интернетом, ни надежды на него не оправдались…
– A dozen knives in a back of sci-fi… - пробормотал Серега.
– Не только, - отозвался услышавший, хотя вряд ли распознавший намек на Аверченко Дани.
– Социальные и политические прогнозисты обмишурились еще куда радикальнее. Ведь футурология как направление вошла в моду как раз в шестидесятых - семидесятых. Збигнев Бжезинский тогда констатировал некое взаимоуподобление США и СССР, ведущее к наступлению технотронной эры, в которой повсеместно воцарится технологическая «суперкультура», а править будут прагматики-интеллектуалы. Герман Канн и Энтони Вайнер написали знаменитую книгу «Год 2000-й», начинающуюся c тезиса о продолжении холодной войны и в третьем тысячелетии. На рубеже восьмидесятых и девяностых Фукуяма расценил открытие в Москве «Макдоналдса» как сигнал к остановке истории…