Фактор фуры
Шрифт:
Я остервенело тряс зажигалку, раз за разом крутил колесико. Ни черта.
Эрик Штойбер из «Тагес Анцайгер» стоял в нашем списке на первом месте. Цюрихская ежедневка освещала скандал добросовестно, это явно был их конек (не исключено, что с публикаций «Анцайгера» буча и началась); Штойбер писал со знанием дела и наибольшим, безусловно, количеством подробностей - по крайней мере, из всего читанного Серегой.
Дозвониться до Эрика оказалось несложно - а вот вызвать на разговор… Сереге пришлось даже сослаться на Мауро - заранее предупрежденного (они с рыжим были уже лепшие корифаны) - тот лично подтвердил Штойберу знакомство со «своими русскими коллегами» и отрекомендовал нас в самых превосходных тонах. Штойбер мялся, общаться ему совершенно очевидно не хотелось - и уж не знаю, что в итоге победило, чувство корпоративной солидарности или Серегина настырность (вот кому б, блин, на самом деле журналистом работать!), но о встрече они таки договорились. В «Одеоне» вечером.
Этот «Одеон» на Am Bellevue, как потом (с Васиных, разумеется, слов) выяснилось, был кабаком непростым, историческим, знаменитым своими завсегдатаями, среди коих числились - хорошая компания - Ленин, Троцкий, Муссолини и Эйнштейн. В Швейцарии вообще и в Цюрихе в частности изрядная «плотность истории» - в том числе чужой, в том числе русской. Нейтральный европейский тамбур, накопитель разнообразных «невъездных» революционеров - словно их всеядным приятием страна как-то откупилась от каких бы то ни было внутренних потрясений: вон и кафешка на том же самом месте, разве что стала с тех времен сильно поменьше (угловая часть теперь занята под аптеку). И интерьер же небось сохранили - тогда забавно пристрастие великих ниспровергателей к буржуазнейшей эстетике: стенки розовато-коричневого мрамора, хрустальные люстры типа «мечта завскладом», под потолком - букет орхидей с павлиньим пером. Зеркала. На стойке в высоком стеклянном цилиндре - маленькие плюшевые медведики на продажу.
Нынешние посетители тоже были ничего - опять же соотечественнички: за соседним столиком сосали пиво двое, страшно вальяжные, один (откровенно жирный) в черной рубашке, второй (мерзенько упитанный) - в розовой. А за столиком еще чуть дальше, словно для того, чтоб русский гештальт оттенить эйропейским, посаженный - некий Клинт Иствуд двадцатилетней давности с прической Алена Делона, кинематографично чуть щурится, покуривает самокрутку… Впрочем, и наша компания, полагаю, смотрелась довольно потешно.
(Эрик Штойбер. Высокий, здоровый, несколько склонный к полноте, плюс-минус сорок лет. Волосья до плеч, две серьги в левом ухе - и притом отличный костюм: нелепо глядящийся, но перфектно сидящий.)
Разговор шел по-английски. Начался он с того, что «швейцар» осведомился о нашем с Серегой интересе во всей этой истории (в подтексте - подозрительная синхронность нашего появления со смертями сначала Страно, а теперь Кройцлера). От нас требовалось убедить визави, что мы не темним, - и Серега выдал дежурную легенду, несильно, впрочем, расходящуюся с реальностью: мол, мы пытаемся разобраться в деятельности Страно, связанной с Россией. Мы вышли на связь Страно с оскандалившейся «Миссией Люмьер» - кстати, вы в курсе, что «Миссия» тоже активно ведет дела в бывшем СССР?..
– от нее на Кройцлера, и тут…
Не знаю, поверил ли Штойбер в наши объяснения (брутальная ряха осталась вполне непроницаемой) - но, видимо, счел их удовлетворительными. Он сразу предупредил, что услышанным мы вольны распоряжаться по собственному усмотрению, но ссылаться на него не стоит - он, если что, будет открещиваться. Разговора с собственным начальством и приватной беседы с замгенпрокурора ему хватило…
So. Ольдаг Кройцлер связался с ним вчера - причем позвонив из таксофона. Попросил о срочной встрече. Явившись, был возбужден и даже отчетливо под мухой, чего за ним вообще-то не водилось. Он, Кройцлер, приносит запоздалые извинения: тогда, два года назад, придя именно к Штойберу с сенсационными заявлениями касательно отмывки грязных денег в «Миссии Люмьер», он был вынужден во многом солгать. Точнее, многого недоговорить. Поскольку вовсе не он, О. К., был инициатором скандала. Он лишь выполнял указания… Дэвида Страно. «Он говорил, Страно держал его за яйца… как я понял, какой-то компромат». Уход Кройцлера из «Миссии», приход в «Тагес Анцайгер», содержание разоблачений, степень Кройцлеровой откровенности - все инициировал и определял именно Страно.
– Но ведь Кройцлер, - спрашиваю, - называл и его, Страно, имя - тогда?
– Называл, да - но эдак мельком и без документальных подтверждений. Кстати, и заглохло-то дело из-за чего - именно из-за того, что подтвердить главные обвинения документально Кройцлер не смог. То есть не захотел. То есть - якобы - ему не дали…
– Но зачем Страно было вообще светиться в им же затеянном скандале?
– не понимал я.
– Именно затем, чтоб другие «разоблачаемые» не догадались, чьи уши тут торчат.
– А каков был смысл Страно вообще все это затевать? «Светить» сделку, в которой он же посредничал?
Штойбер помолчал.
– Могу высказать лишь собственное предположение… - вяло сказал он наконец, - ничем - предупреждаю - не подкрепленное. Могло быть, например, так: Страно сознательно подставил своих партнеров - именно для того, чтобы их «замазать». Если он предварительно подстраховался - а в этом я не сомневаюсь, мистер Страно был человек чрезвычайно расчетливый и предусмотрительный, - он мог таким образом сделаться… сделать себя незаменимым. И, к примеру, за свое активное содействие в погашении скандала потребовать каких-то бонусов для себя… не обязательно денег.
– И после смерти Страно… - прищурился Серега.
– После смерти Страно Кройцлер запаниковал. Он, естественно, не знал, к кому попадет компромат на него - вообще какова будет судьба компромата. И если для самого Страно он, Кройцлер, опасности не представлял - то черт знает, что решат те коллеги или «правопреемники» Страно, кто в курсе всей той истории. Не сочтут ли они, что Кройцлер слишком много знает, и не уберут ли его на всякий случай. И он решил перестать быть хранителем опасного секрета…
– … Предав его огласке, - подхватил рыжий.
– С вашей помощью - ведь вас он знал еще по двухлетней давности делам…
– Я, естественно, тут же связался с редактором.
– Штойбер хмуро изучал круглую мраморную столешницу.
– Редактор потребовал документов. Я, в свою очередь, потребовал их у Кройцлера. Мы договорились, что он передаст их мне сегодня…
Он опять иссяк.
– Узнав о смерти Кройцлера, - продолжил репортер совсем уже через силу, - я еще раз спросил редактора, не стоит ли нам опубликовать содержание моего последнего разговора с покойным. Тот категорически запретил вообще о нем упоминать - раз, мол, нет доказательств…
– Значит, два года назад Страно просто «разводил» партнеров… - полуутвердительно пробормотал Серега.
– Повторяю - это лишь моя версия. Которую слова Кройцлера, между прочим, никак не подтверждают. Более того… - Штойбер аж тяжко вздохнул: не то коря себя за избыточную откровенность, не то стесняясь произносить дальнейшее.
– Сам Ольдаг озвучил версию, прямо противоречащую вышеизложенной. Версию, которую я, честно говоря, даже не берусь прокомментировать…
Мы с Серегой сидели в одинаковой позе «весь внимание». Штойбер перевел взгляд с рыжего на меня, мимолетно чуть скривился в непроизвольной, вероятно, гримаске: