Фактор фуры
Шрифт:
(Володька считал, что настоящая Европа началась тогда, когда появились естественные науки (и наоборот). В современном то есть виде появились - но, по Володьке, до научной революции Коперника - Декарта - Ньютона представления о мире и возможностях познания были абсолютно иными. Вовка говорил, что наука в современном, сиречь западном, представлении - это именно естественные науки. Именно они стали для обобщенных европейцев единственным настоящим инструментом освоения реальности - как мы, обобщенные европейцы, теперь понимаем процесс освоения и трактуем реальность.)
…Строго говоря, не в том дело (сказал бы Володька, будь он тут) - гений данный конкретный ученый Белянин или прожектер, сработает его программа или нет. А в том, что мы - европейцы в широком понимании - обречены соваться с рациональным инструментарием даже в те области, где таковой по определению неприменим. Пытаться так или иначе подчинить принципиально недоступное. В том числе (так или иначе) - расчислить интуицию. Cмоделировать случайность. Учесть неучитываемое. Предсказать непредсказуемое.
…Чернявая молодежь орала по-испански. Под мостами в изобилии дрыхли бомжи: респектабельно, в спальниках - впрочем, запашок стоял, как во всем мире (the same shit everywhere). Обзорное колесо London Eye (точь-в-точь велосипедное, диаметром за сотню метров, подсвеченное по ободу), неподвижное, естественно, посреди ночи, вдруг на какую-то минуту ожило, закрутилось… опять замерло. Такие бессознательные движения во сне…
Не в том мораль, думал я, переходя (look rigt… look left…) Victoria Embankment за вокзалом Черинг-Кросс, хорош данный - европейский, грубо говоря, - подход, или нет. В конце концов, все, что меня окружает, - следствие этого подхода… А в том - что тоже ограничен.
33
Не сразу, но разобравшись в схеме «трубы» и системе зон, я сел на ветку в Ричмонд. Станция Kew Gardens значилась предпоследней. Турникеты тут стояли не только при входе в метро, но и при выходе (в «Кью» они не работали, и повторную проверку проводил здоровый негр).
Мостик над рельсами, улица меж особнячков. Билет за десять фунтов. За входом - пруд с фонтаном (позеленевший античный мужик давит зеленого же змия). Погода стояла самая идиллическая, но народу в будний день было мало. Smoking kills - так это звучит здесь: долбя сигарету за сигаретой, я бродил по дорожкам действительно премилого парка. Парк как парк. Я понятия не имел, чего от него ожидал.
Забрел в треугольную с торца стеклянную оранжерею. Из песка и щебенки торчала пустынная флора странного вида. Pelarnonium panculatum - извилистый, под стать названию, стволик по пояс, клочки листьев на длинных гибких веточках. Стеклянный ящик с камнями, из которых высовывались, едва от камней отличимые, Chierdopsis speciosa, Conoftum fraternum, Cheridopsis cigrattifera. Ботаническая латынь читалась как сатанистские заклинания.
Все это впрямь мало походило на растения. Зубастые листья Aloe valombe с Мадагаскара, извилистые шипастые побеги Coronne des epines. Aloe divaricata, смахивающее на восточное древковое оружие «волчья метла». Didierea trollii - некий осьминог в колючках, криво распластанный по земле…
Снаружи два мохноногих тяжеловоза волокли телегу с чилдренами. Деревья с плакучими кронами до земли, деревья с бурыми (не потому что осень - а «по жизни») кронами, хвойные с извивающимися ветвями… Когда-то я пообещал Варьке свозить ее в Лондон - и взял ответное обещание поводить меня по Кью-Гарденз…
Перед стеклянным пеналом Palm House - длинный ряд вздыбленных каменных геральдических монстров: единороги, соколы, грифоны, львы - все разные, каждый посвящен какому-то монарху. Я с отчетливым усилием провернул металлическую ручку входной двери. Тяжелый влажный жар вывалился навстречу, налег.
Plumera rubra. Pashysta Cuys lutea. Ixara abb. chinensis. Одновременно гулкая и вязкая акустика. Зеленая каша. Episcia, Calliandra haematochephala, Chamaedorea alternans. Мгновенно вспотев, я снял куртку, закинул на плечо. «Banana» Mussa Ice Cream - какое, к черту, мороженое в таком пекле?.. И даже не пекле - вареве… Capparis Lanceolata. Отчетливый стук капель по листьям. Justicia umbrosa. Дышишь - словно втягиваешь ноздрями и ртом мокрую горячую вату. Alpina Purpurata «Eileen Macdonald», Ceratozamia hildae, Fiscus elastica «Decora». Из специальных насадок на трубах под потолком через определенные временные промежутки несколькими дымными струями бьет с надсадным шипением водяная пыль.
Fiscis Sagittata «Variegata». Одежда облипала тело. Ardisia solanacea, Hibisys dayi. Плюс тридцать по Цельсию на воткнутом прямо в грунт термометре: не так вроде много - но влажность… «Banyan tree» Ficus benghalensi с оплавленным стволом, обтекающим воздушными корнями. Я вытирал пот с морды. Alpina mutica - толстая колонна с острым луковичным набалдашником. Ylang-Ylang - двухметровый обрубок. Звездный плод, Star Fruit. Нерегулярный пандан, Pandanus irregularis, с пупырчатым стволом. Зингибер спектабиле - торчащее из земли на полметра нечто среднее меж большим микрофоном и пагодообразной гроздью древесных грибов-паразитов. Галлюциноз. Loulu palm (pritchardia hillebrandi) - супербутыль, гиперсвекла с корой в длинных вертикальных трещинах, клинки листьев - веерами. Апельсиниум нидус, какой-то сморщенный ананас прилип к стволу. Cycas rumphil - кружева, морщины. Delirium tremens. «Arrow root» (maranta arundinacca), Costus, Phaphidophorea engleriaristtolochiatrilobatacabadapalm…
По винтовой металлической лестнице (конденсат на белых, проржавевших местами перилах) - вверх. С каждым шагом жарче. Галерея по периметру стеклянного павильона. Банная парилка. Гигантские листья подпирают стеклянный потолок. Удушье.
По винтовой лестнице - вниз, ниже уровня земли. Marine Display. Полумрак, тихо, холодно. Катабазис.
Потусторонние формы, цвета, ритмы, в которых вне времени колышутся водоросли, дышат венчиками медузы. Наросты, полипы, пузырьки…
Sacchorhiza polysihides. Amen.
Без мыслей, ощущений и движений я сидел на скамейке. На спинке было написано: «Светлой памяти Валерии Лапидус („Питерс“) от ее мужа Ли и от ее матери». По небу прокатывались пузатые лайнеры - на Хитроу.
Прорезавшийся наконец Артур по телефону велел мне быть в шесть в Сохо.
Район оказался одновременно злачным и туристическим, полным кабаков и секс-шопов. По узким улочкам, под прямым углом, но в прихотливом порядке, мелко-мелко нарезавшим кварталы, в изобилии шлялись «пингвины» и цветные. Пара негров с дредами дежурно осведомилась у меня, не по части ли я girls.