Фактор кролика
Шрифт:
– Все предусмотрено. Твой кабинет будет на первом этаже. В маленькой комнате за стеллажом уборщика. Ты сможешь даже закрыть дверь. Вот тебе блокнот и калькулятор. Внутренняя сеть тебе не нужна. Твоя задача – оценить влияние инфляции 2011 года на страховые премии 2012-го. Все данные у тебя на столе. Если не ошибаюсь, там примерно шестьдесят папок.
– Это совершенно не разумно, – сказал я. – Сейчас 2020-й. К тому же все это уже давно подсчитано, когда мы определяли размер страховых премий для того года…
– Тогда посчитай еще
– Разумеется, я люблю математику…
– Но ты не любишь коллектив. Ты не любишь нашу открытость, нашу способность к диалогу, наше общение, наше стремление открываться друг другу и исследовать наши эмоции. Ты слишком замкнут в себе, тебе не хватает гибкости, и ты нам не доверяешь. Тебе не нравится то, что я тебе предлагаю?
– Я не…
– Вот именно. Ты – «не». Так что… – ерттиля протянул мне лист бумаги. – Вот тебе другой вариант.
Я быстро прочитал бумагу. Раздражение и досада покинули меня. Я был поражен. Я был в ярости. Посмотрел на Перттиля:
– Ты хочешь, чтобы я подал заявление об уходе?
Он снова улыбнулся. Улыбка была почти такой же, как в начале нашего разговора, только теперь из нее исчез даже намек на теплоту, которая, возможно, присутствовала в ней за секунду до этого.
– Вопрос в том, чего хочешь ты, – сказал он. – Я хочу помочь тебе и предложить другой путь.
– То есть или я буду заниматься бесполезными расчетами, или участвовать в любительских сеансах психотерапии, которые мешают серьезному математическому мышлению? Первое бессмысленно. Второе ведет к дезорганизации, хаосу и краху.
– Всегда есть третий вариант, – сказал Перттиля и кивнул в направлении листа бумаги.
– Точность требует точности, – сказал я, услышав в своем голосе дрожь. Кровь у меня кипела. – Нельзя достичь абсолютной точности в матрицах корреляции методом Конмари. Я не могу быть частью команды, чья высшая цель – уик-энд с изготовлением суши.
– Для тебя есть маленький кабинет на первом этаже.
Я покачал головой.
– Нет, – сказал я. – Это просто неразумно. Я хочу, чтобы все было разумно. Я хочу действовать разумно. А это соглашение… В нем сказано, что в случае увольнения я добровольно отказываюсь от выплаты полугодовой зарплаты, которая мне полагается, и что увольняюсь я немедленно.
– Потому что ты уходишь по собственному желанию, – сказал Перттиля, снова включив свой мягкий голос – наверное, ему нравилось, как он звучит. – Если хочешь остаться с нами, на нашем этаже… Завтра утром у нас трехчасовой семинар по трансцендентной медитации, который проведет выдающийся…
– Дай мне ручку, пожалуйста.
Судя
Я теперь безработный.
Мысль казалась невероятной, как минимум, для меня. Я никогда не представлял себе, что окажусь в ситуации, когда не буду знать, куда мне идти утром. Как будто гигантский механизм, обеспечивающий порядок в мире, внезапно сломался. Я посмотрел на часы, но, как и следовало ожидать, это ничем мне не помогло. Они показывали время, но время утратило всякий смысл. Было 10:18.
Еще минуту назад я размышлял над различием между условной вероятностью и исходной вероятностью и пытался найти способ определить математическую независимость системы аксиом во взаимно дополнительных событиях.
Теперь я стоял на обочине шоссе – безработный, с кейсом, в котором не было ничего кроме фотографии кота.
Я заставил себя двигаться. Солнце грело мне спину, и я почувствовал себя чуть лучше. Когда показалась железнодорожная станция Пасила, я уже мог взглянуть на ситуацию более прагматично, применяя логику и разум. Я был опытным математиком и знал о страховом бизнесе больше, чем вся неграмотная команда Перттиля. Я слегка расслабился. Скоро я начну заниматься расчетами для его конкурентов.
Насколько трудно найти страховую компанию, в которой и к себе, и к математике относятся одинаково серьезно?
Вряд ли так уж трудно. Скоро я все выясню.
Проще говоря, все наладится.
3
– Ваш брат скончался.
Голубая рубашка и темно-синяя куртка только подчеркивали еще один оттенок синего в глазах мужчины. Его редеющая пшенично-блондинистая шевелюра, зачесанная налево, выглядела усталой, словно увядшей. Бледное лицо, на котором пылали румянцем ярко-красные щеки. Он представился и сказал, что он адвокат, но его имя я не запомнил.
– Не понимаю, – совершенно честно сказал я.
Вкус первой за утро чашки кофе еще не выветрился у меня изо рта, но вдруг приобрел жестяной, почти ржавый привкус.
– Ваш брат скончался, – повторил мужчина, пытаясь удобнее устроиться на моем диване.
Во всяком случае именно так я интерпретировал его ерзанье. За окном стояло прохладное и солнечное осеннее утро. Я это знал, потому что позволил Шопенгауэру сразу после завтрака занять его излюбленный пост и пошел к двери, как только раздался звонок. Через некоторое время адвокат чуть наклонился вперед и положил руки на колени. Куртка из блестящей ткани натянулась у него на плечах.