Фактор Николь
Шрифт:
Я хочу тормошить ее, веселить, кормить и быстро-быстро найти ей хорошего мальчика. Жениха…
Где мне найти жениха, если у нас пропала Николь?
Ее не было на снятой квартире, она не отвечала на телефонные звонки, не заходила в редакцию, не пряталась под диваном, не сидела в шкафу. Ее не было в гей-клубах и просто клубах. Во всяком случае в тех, где она бы могла пройти фейсконтроль. Она, конечно, не отвечала на электронные письма и эсэмэски и, конечно, не обновляла свой знаменитый блог.
Вечером в субботу ее не было в моргах, травмпунктах,
В воскресенье утром я искала ее в анонимных неврологических клиниках. А вечером – в анонимных публичных домах.
Меня, кстати, пригласили в оба коллектива. Причем психиатру понравились мои руки и глаза. А сутенера вдохновила «роскошь галлюцинации».
В понедельник я взяла отгул. Везде. А из новостей я прочитала только криминальную хронику. Марина обиделась и раскричалась:
– Ты! Никогда! Ради Миши – никогда! Ради Гриши – ни в коем случае! С синяком от твоего Романа и ветрянкой от меня лично – всегда на работу! Всегда! Ни один мужик не сбил тебя с толку. Мама! Как же так?
Она так шумела. Я так радовалась. Криком из человека выходит тяжелое, плохое и страшное.
А мужики – да. Они не могут сбить нас с толку. Потому что нас не могут сбить с толку погодные условия, объективные обстоятельства и неравные партнеры.
Марина, надо признать, что на самом деле мы всю жизнь хотим нравиться девочкам.
И обиды от мальчиков – это просто шуршание страниц, а обиды от девочек – это всегда выстрел в голову. И пуля, между прочим, может сидеть в теле всю жизнь. От девочек мы становимся свинцовыми, а от мальчиков – только беременными или несчастными.
– Счастливыми! – крикнула Марина и топнула ногой.
– Конечно, – быстро согласилась я. – Просто такое хреновое лето, такое хреновое счастье….
– Пойди на работу, пожалуйста, – попросила Марина.
– Нет, – сказала я и включила в поисковую бригаду всех своих близких.
Роман, несмотря на начинающуюся левизну, сумел связаться с властями предержащими (особенно на таможнях) и выяснил, что ни законным образом, ни контрабандой Николь из страны не вывозили.
Игорь Олегович вышел на телевидение. Он сидел в третьем ряду программы «Жди меня» и трогательно держал фотографию нашей девочки. Правда, студенческую, потому что других у меня не нашлось. Знакомый оператор сделал Игорю Олеговичу три крупных плана. Это была совершенно безнадежная картинка. Даже нам с Мариной было ясно, что к такому мужчине Николь не могла бы вернуться ни при каких обстоятельствах.
Гриша был в нашей группе самым бесполезным. Но он излучал оптимизм: «Еще не все ноги в этой стране побриты. Я сам знаю два десятка отвратительно волосатых ног. Она не могла покинуть нас, не завершив миссии». А Миша сказал: «Не смей называть страну «этой». И до вторника все
У моих хлопцев всегда был высокий патриотический градус. Они любили родину и меня, как могли.
Во вторник я взяла еще один отгул. Марина испугалась не на шутку и ушла в институт. С утра, ура, немного покричала. А из института пришел заведующий кафедрой, очень хороший человек. И у него, бывает же такое, аллергия на мобильные телефоны. Он покрывается от них сыпью и бранью. Особенно, если видит их в руках студентов на лекциях.
Он ехал в наш штаб через весь город, с двумя пересадками, презирая такси и возможность быть кем-то подброшенным. Он ехал, думая, что я заболела Сухомлинским. Утешать меня ехал. А поздравить с днем рождения все равно забыл.
Известный случай: мы очень и очень сильны, красивы и убедительны в горе. И воюем мы хорошо. Жалеем – тоже.
Профессор Кривенко влился в бригаду вопросом: «А был ли мальчик? Почему вы все уверены, что она, в смысле Николь, существует?»
По вопросу мы сразу поняли, что он – наш человек. И согласились с его планом: поиски продолжать, археологов и уфологов пока не привлекать.
В среду мой заведующий профессор Кривенко сказал, что провел серьезные синоптические изыскания.
«Вы же педагог!» – сказал Миша. Он вообще все время был противный. Но Кузя (c ним она оставалась Кузей: шепталась, жаловалась, прерывисто вздыхала и давала послушать новые песни) говорила, что противная – я. Потому что я должна была как-то более активно отреагировать на его попытку на ком-то жениться. Я должна была проявить чувство. Ревность, например. А не игнор…
В общем, Миша сказал: «Вы же педагог, а не синоптик!»
А Рома сказал: «Ша! Мы здесь все не те, за кого себя выдаем!»
А Гриша испугался и спросил: «А кто мы?»
А Марина была еще в институте. А без нее мы не могли ответить на этот вопрос.
Я не знаю, можно ли это натянуть на голову. Но я уже слышу в себе ростки буйного помешательства, причем очевидного, заразного и внешне очень привлекательного. Я уже понимаю, что втянута в road-movie. [18] И понимаю, что мне это даже нравится. Хотя собаки по-прежнему нравятся больше.
18
Фильм-путешествие (англ.).
Мы долго-долго молчали и думали, кто же мы есть на самом деле. Было грустно…
А потом профессор Кривенко вежливо крякнул (не как уточка, просто крякнул) и сказал что в пятницу переменился ветер. Весь месяц он был восточный, а в ночь на субботу стал западный. И что он может перемениться еще раз. И надо просто найти послание и проверить, что' в нем: «Оревуар» или «Прощайте навсегда».
Гриша сказал, что предпочел бы «навсегда». Миша взбодрился, а Рома заявил, что его политический опыт подсказывает: «навсегда» бывает только смерть.