Фактор Z
Шрифт:
Когда уже всё, что можно, было упаковано, пересчитано, улажено, и пришло время нести вещи к такси, ждущему у подъезда, раздался телефонный звонок. Никогда этот звук не раздражал так, как сейчас, однако, его проигнорировали. Экран светился пару минут, а затем погас. Звонили бы еще, это точно. Поэтому мобильник был сиюсекундно отключен и брошен на самое дно портмоне.
Хозяин квартиры выдернул штепсель радиоприемника из розетки, быстрым усталым взглядом окинул на прощание все вокруг и, схватив чемодан и захлопнув дверь, быстрыми шагами направился к машине. Он не спал пару ночей, а потому был немножко нервным. Водитель почувствовал
Только устроившись как можно более удобно в большом сидении самолета, мужчина, игнорируя мысли, табуном скачущие по его разуму, задремал. Сны были быстрыми, незаконченными, нечеткими. Будто бы эскизы к тому, что действительно произошло. Одна и та же ночь крутилась, как на быстрой перемотке.
Когда молодой человек в ужасе открыл глаза, самолет уже шел на посадку. Час — полтора езды на машине, и он будет в гостинице.
— Ларионов Алексей Николаевич? — с прибалтийским акцентом спросила администратор, разглядывая паспорт, как будто бы он был фантастическим обломком космического корабля.
Тот утвердительно кивнул. Ему дали ключи от номера, служащий отеля помог с вещами, рассказал что, где и как (на таком же ломанном русском, как и девушка в регистратуре) и, получив чаевые, вышел.
Алексей угрюмо проводил парня взглядом и сдавленно выдохнул. Он сам себе не мог признаться, что дико хочет поговорить с кем-нибудь. Не важно, о чем. Будь то футбол, Звездные войны, угроза глобального потепления или польза вегетарианства. Он просто хочет заглушить свои мысли и воспоминания, с примесью из вихря чужих фраз и слов, содержащих, кажется, наречия всех существующих языков мира. Тут он вспомнил про звонок. Оказалось, это был брат. Да без разницы. Главное, что хоть кто-то.
— Привет, Глеб. Прости, не мог взять трубку… В командировку уехал. Только сегодня утром оповестили. Уже в Латвии. Только что в гостиницу заселился и вот, перезвонил.
Того, кажется, абсолютно не волновала предыстория. Он просто был счастлив, как ребенок, который идет покупать игрушку, о которой давно мечтал:
— Лёха, мы с Вероничкой решили пожениться! — он был настолько рад, что и Алексей немножко повеселел. Вот у младшего Ларионова и сложилась личная жизнь. Через пару лет он превратится из любящего мужа в счастливого отца, потом в гордого папу, а затем в доброго дедушку. У этой пары вряд ли будут подводные камни, а даже если таковые и появятся, они стерпят их и будут жить дальше. Поэтому этикет велит порадоваться чужому счастью и молчать, как патриотичному военнопленному.
Они разговаривали минут пять, после чего Алексей осознал, что чувствует себя не так уж дерьмово, и хочет даже пройтись по окрестностям. А где в Юрмале лучшее место для прогулок? Конечно же, берег Рижского залива. Уже, правда, не поплаваешь — холодновато. Но любоваться уходящим к горизонту нескончаемым водным простором можно круглый год. Да и, в конце концов, конференция состоится только завтра утром.
Мелкий дождь назойливо летел в лицо, траектория пути по неизвестному маршруту норовила завести не туда, не смотря на незамысловатую проектировку улиц, но Ларионов нашел выход к морю. Вот она, прекрасная Балтика. Как принято, гордая, величественная, древняя. Волны залива ритмично накатывали на берег. У них была какая-то своя закономерность и логика, понять которые ни одному человеку не по силам.
Все эти возвышенные размышления прервал мерзкий приторно — сладкий запах гниения. Алексей увидел, что справа от него, со стороны, откуда дует ветер, на лежаке, комфортно, но довольно неуклюже, устроился человек, от которого веяло тленом. Ларионов снова повернулся к морю, но осознал, что гул голосов в его голове нарастает. Ненавязчиво и умеренно звуки становились громче и громче, а в душе поднималась тревога. И вот он понял…
— Узнал, наконец, — прохрипел… или, скорее, пробулькал сидящий на шезлонге мужчина. Чувствовалось, что каждое слово дается ему с трудом.
Алексей молчал.
— Ты что же, не рад меня видеть? — удивленно обратился к нему человек.
Но Ларионов не мог вымолвить ни слова. Его трясло мелкой дрожью. Мысленно он только что поставил себе диагноз: шизофрения. Все симптомы были на лицо. Он развернулся, чтобы уходить, но увидел перед собой зеленое деформированное лицо, покрытое трупными пятнами, расплывшееся в победной улыбке. Алексей с вскриком отшатнулся от этой фигуры, с которой обильно текла грязная болотная вода, но не мог больше заставить себя пошевелиться — страх сковал его по рукам и ногам.
Справа на височной кости усопшего была огромная черная дыра с кишащими в ней водными паразитами, проходившая от уха до лобного бугра. Пустые глаза внимательно вглядывались во все вокруг, но как будто бы не могли взять фокус на предметах. Мертвец слащаво пропел:
— Жаль, я не вижу твоего лица. Ты, наверное, жуть, как напуган… — при каждом слове из его рта, обветренного и набухшего, выливались черные, как смола, продукты гниения, а на последнем, как бы подчеркивая его мысль, вывалилась большая жирная пиявка, кажется, тоже доживающая последние часы своей скромной паразитической жизни.
— Что… тебе нужно?! — пропищал с надрывом Ларионов. Хотелось сказать мощно и с вызовом, но вышло, как у девчонки лет шести с половиной и неполным набором молочных зубов.
Утопленник затрясся. Спустя минуту этих конвульсий и странных гортанных звуков Ларионов понял — тот смеётся.
— Зуб за зуб. Смерть — за смерть, — наконец проскрежетал Мертвец и побрел в самую бездну воды.
Когда его голова еще была видна над поверхностью, Алексей снова услышал смех и истерично крикнул вслед:
— Так почему бы и не сейчас?!
Но послание не дошло до адресата. На берегу Рижского залива был только он и пара чаек, аристократически шлепающих перепонками по мокрому песку. Видимо, после конференции надо будет обратиться за помощью к профессионалу.
Алексей зашел в небольшой светлый кабинет, сел на черный кожаный стул и, нервно теребя рукав рубашки, осмотрелся. На стене висела армия дипломов, как и положено. У окна стояла огромная диффенбахия, разросшаяся так, что рядом с ней почти не видно было шкафчика с медицинскими картами и коллекцией тематической литературы. Стол был завален книгами, папками, ручками и прочими письменными принадлежностями, а посередине возвышалась массивная лампа. Никакого буйства фантазии.