Фактотум

Буковски Чарльз

— Да. Он тоже тут поселился, сегодня. Пойдем.

Я пошел следом за ней в конец коридора. Она постучала в дверь. Дверь открылась. Серые брюки в белую полоску; клетчатая рубашка с длинными рукавами; галстук. Тонкие усики. Пустые глаза. Из одной ноздри стекала почти незаметная тонкая струйка прозрачных соплей, застывающих в крошечный сверкающий шарик. Шарик примостился на усах и набирал массу, чтобы сорваться вниз, а пока что поблескивал, отражая свет.

— Джоуи, — сказала Гертруда. — Познакомься. Это Генри.

Мы пожали друг другу руки. Гертруда вошла в комнату. Дверь закрылась.

Я отправился к себе и принялся собирать чемодан. Мне всегда нравилось собирать чемодан.

Глава 31

Вернувшись в Лос-Анджелес, я нашел дешевый отель неподалеку от Гувер-стрит. Первое время я целыми днями валялся в постели и пил. Так продолжалось дня три-четыре. Я не мог заставить себя взять газету и прочитать объявления в разделе «Требуется». Меня убивала сама мысль о том, что нужно будет вставать, и куда-то идти, и говорить человеку, сидящему за столом, что мне нужно устроиться на работу и что я обладаю для этого всеми необходимыми навыками и умениями. Мне было страшно. На самом деле мне было страшно от жизни — от всего того, что приходится делать каждому только за тем, чтобы у него было что есть, где спать и во что одеваться. Поэтому я валялся в постели и пил. Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то рядом, но он хотя бы не держит тебя за горло.

А потом наступил вечер, когда я встал с постели, оделся и вышел в город. Сам не помню, как я оказался на Альварадо-стрит. Я прошелся по улице, пока не набрел на один симпатичный бар, с виду вполне завлекательный. Я вошел. Народу было битком. Но мне все-таки удалось отыскать единственный незанятый табурет у стойки. Я сел, заказал виски и стакан воды. Справа от меня сидела темная блондинка, слегка полноватая на мой вкус, с отвисшими щеками и дряблой шеей. Пьяная в дым. И все же по-своему она была даже красивой, вернее, со следами былой красоты, и ее тело казалось вполне молодым и крепким. И фигура еще сохранилась, причем неплохая фигура. И у нее были красивые длинные ноги. Когда барышня допила свой бокал, я спросил, не хочет ли она выпить еще. Она сказала, что хочет. Я взял ей виски.

— Здесь собираются одни придурки, — заявила она.

— Да везде собираются одни придурки, но здесь их как-то особенно много, — ответил я.

Я брал ей выпивку раза четыре. Ей и себе. Мы просто сидели и даже не разговаривали. А потом я сказал:

— Все, это была последняя порция. У меня больше нет ни гроша.

— Ты это серьезно?

— Ага.

— А у тебя есть, где жить?

— Пока есть. Я снял номер в отеле. Все оплачено до послезавтра. Или нет, до послепослезавтра.

— И у тебя нет ни денег, ни чего-нибудь выпить? То есть вообще ничего?

— Ничего.

— Ну, тогда ладно. Пойдем.

Я вышел следом за ней из бара. У нее была великолепная задница, я заметил. Барышня привела меня в ближайший винный магазин. Там она попросила две четвертушки «Grandad», одну упаковку пива, две пачки сигарет, какие-то чипсы, орешки, алка-зельцер и хорошую сигару. Продавец собрал все в пакет.

— Запишите на счет Уилбура Окснарда, — распорядилась барышня.

— Подождите минутку, — сказал продавец. — Мне нужно сделать один звонок. —

Он подошел к телефону, набрал номер и принялся говорить с кем-то вполголоса. Потом положил трубку на место и обернулся к нам. — Все в порядке, можете забирать покупки.

Я взял пакет, и мы вышли на улицу.

— И куда мы теперь со всем этим богатством?

— К тебе. У тебя есть машина?

Я привел ее к своей машине. Я купил себе подержанный автомобиль. В Комптоне, за тридцать пять долларов. Машина была никакая, со сломанными рессорами и протекающим радиатором. Но она все-таки ездила.

Мы приехали ко мне. Я убрал выпивку в холодильник, налил нам обоим по порции вискаря, уселся в кресло и закурил сигару. Барышня сидела напротив, на диване. Сидела, положив ногу на ногу. У нее были сережки с какими-то зелеными камушками.

— Ты у нас самый крутой, да? — сказала она.

— Что?

— Считаешь себя крутым до невозможности, типа мужик хоть куда, все дела.

— Нет.

— Да, считаешь. Это сразу заметно, с первого взгляда. И все равно ты мне нравишься. Сразу понравился.

— Задери юбку повыше.

— Тебе нравятся мои ноги?

— Да. Задери юбку повыше.

Она сделала, как я сказал.

— Боже мой. Еще выше, еще!

— Слушай, ведь ты не какой-нибудь псих-извращенец, правда? А то есть один парень… снимает девчонок по барам, приглашает к себе домой, раздевает их и вырезает кроссворды у них на коже. Перочинным ножом.

— Нет, это не я.

— И еще есть такие ребята, которые сперва тебя трахнут, а потом разрежут на мелкие кусочки. А по прошествии нескольких дней часть твоей задницы находят в водосточной трубе где-нибудь в Плайя-дель-Рее, а левую сиську — в урне в скверике в Оушнсайде…

— Я давно уже не занимаюсь такими вещами. Задери юбку выше.

Она задрала юбку выше. Это было как начало жизни и смеха; это был подлинный смысл солнца. Я подошел к ней, сел рядом и поцеловал ее. Потом встал, снова налил нам виски, включил радио KFAC. Мы как раз захватили начало чего-то из Дебюсси.

— Тебе нравится такая музыка? — спросила она.

* * *

Посреди ночи, пока мы болтали, я слез с дивана, улегся на пол и стал смотреть на ее великолепные ноги.

— Знаешь, малышка, я — гений. Только об этом никто не знает. Никто, кроме меня.

Она посмотрела на меня сверху вниз.

— Вставай с пола, дубина, и налей мне выпить.

Я налил ей виски и прилег на диван, прижавшись к ней сбоку. Я себя чувствовал полным придурком. Чуть позже мы перебрались на кровать. Я вскарабкался на нее, совершил пару положенных телодвижений, остановился.

— Слушай, а как тебя звать?

— А какая, к чертям, разница? — отозвалась она.

Глава 32

Ее звали Лора. Было два часа пополудни, и я брел по улочке за мебельным магазином на Альварадо-стрит, держа в руке чемодан. Там был большой белый дом — деревянный, в два этажа, очень старый. Белая краска шелушилась и осыпалась.

— Не подходи к двери, — сказала Лора. — У него наверху, рядом с лестницей, висит зеркало. И ему видно, кто стоит у дверей.