Фаланга
Шрифт:
— Я вижу богов варпа! — выдохнул Сеннон, — Святые, оградите мой взор! Благочестивые руки, лишите меня чувств! Я вижу такое, чего попросту не может существовать! Коготь и полный ненависти глаз, крыло и перо, океан гниющей плоти и кошмарное переплетение конченостей Вечного Танцора! И все же… и все же они находятся в тени, которую отбрасывает что–то еще большее…
Солейс проверила индикаторы. Большая часть крови Сеннона уже вытекла. По венам бежала заменяющая ее жидкость, но ее скорости могло не хватать. Наступил самый опасный момент, когда тело балансировало между смертью от кровопотери и началом действия искусственной крови.
—
Сеннон вздохнул, глаза его закатились. Солейс схватила его за руку и крепко сжала
— Брат! Продолжай говорить, брат! Скажи мне, что ты видишь! Сеннон, скажи мне, что ты видишь!
Сеннон в ответ снова вздохнул, забрызгав кровью подбородок.
Солейс порылась в рассыпанном по полу вокруг нее небогатом наборе медицинских инструментов, нашла шприц и сорвала с него упаковку. К стальному корпусу уже была присоединена толстая игла длиной в палец. Солейс направила шприц перпендикулярно груди Сеннона, пробормотала молитву и погрузила иглу в тело.
Игла прошла между ребрами. Жидкое содержимое шприца попало в сердце, тело юноши задрожало, словно от удара тока. Сестре Солейс пришлось навалиться на него всей своей массой, чтобы игла не сломалась и не оставила в сердце рваную рану. Сеннон задыхался, выплевывая кровь, частично забрызгав лицо Солейс. Его тело изогнулось и напряглось, заскрипели суставы.
Внезапно он снова обмяк. Хрипло выдохнул пересохшим горлом.
— Я вижу Императора, — пробормотал юноша, — Он говорит, чтобы я не боялся. Он велит сражаться.
Солейс снова бросила взгляд на индикаторы. Они находились в равновесии. Обмен завершился.
Она вытащила из руки Сеннона иглу и перевязала рану. Затем вытерла лицо парня влажным куском ткани.
— Ты будешь сражаться, брат мой, — прошептала она, — обещаю.
Перекрикивая поднявшийся после рассказа библиария Варники шум, Магистр Ордена Владимир объявил перерыв в заседании. Сарпедона отвели обратно в камеру. Имперские Кулаки отклоняли все его просьбы организовать встречу с Дениятом. Возможность присутствия философа-солдата заставляла мысли путаться. Тревога, которая посетила Испивающего Души в тот момент, когда суду стало известно о существовании Абракса, лишь усилила смятение. Все, в чем был уверен Сарпедон, постепенно разваливалось на части.
Он был благодарен за то, что его отвели в камеру, хотя прежде ему бы и в голову не пришло, что когда–нибудь он начнет так думать. Насколько бы угнетающе ни действовали теснота и психоподавители, это было лучше ненависти, которая окружала его в зале суда. Сарпедон уселся у стены и несколько минут смотрел
Что он мог сказать? Как мог хоть что–то изменить? Сарпедон думал, что предстанет перед судом с достоинством и мужеством, возможно, даже заставит приводящих приговор в исполнение делать свое дело с тяжелым сердцем. Но теперь даже эта маленькая победа казалась недостижимой.
— Я не опущусь на колени, — сказал он себе, — и не впаду в отчаяние. Я — Адептус Астартес. Я не поддамся отчаянию.
— Боюсь, что в твоем положении, Магистр Ордена, нет возможности решать, поддаваться ли отчаянию.
Сарпедон бросил взгляд на открывшееся в двери камеры окошко. Голос не принадлежал космодесантнику — он был женским. Причем звучал довольно знакомо.
Сарпедон быстро подошел к двери. За ней, между двумя Имперскими Кулаками, держащими наготове болтеры, стояла сестра Эскарион из Адепта Сороритас. Как и космодесантники, на суде она присутствовала в полном силовом доспехе. И к Сарпедону она также явилась в сверкающей черной керамитовой броне, украшенной символикой Церкви Императора. Силовой топор, служащий ей оружием, находился не в руках, а был прикреплен к прыжковому ранцу за спиной. Сестра Битвы была на голову ниже космодесантников, поскольку не подвергалась соответствующей аугметации. Грубое угловатое лицо, тем не менее, было довольно приятным, а каштанового цвета волосы собирались на затылке в хвост.
— Я видел тебя на Стратикс Люминэ, — сказал Сарпедон.
— Предпочитаю не вспоминать о том сражении, — ответила Эскарион.
— Никого не радует вид врага, покидающего поле боя живым.
— А ты — до сих пор мой враг, — сказала Сестра Битвы, — в этом отношении ничего не изменилось. Ты — предатель.
— И все же, — произнес Сарпедон, — ты охотно со мной беседуешь. Похоже, некоторые мужчины правы, называя женщин странными существами.
— Еще более странным выглядит обреченный на смерть пленник, который пытается найти в своем положении положительные стороны, — парировала Эскарион, хлестнув Испивающего Души взглядом, который, без сомнения, был худшим наказанием для Сороритас, которых она обучала.
— Полагаю, ты пришла не для того, чтобы обменяться со мной оскорблениями, Сестра, — сказал Сарпедон.
Эскарион посмотрела на стоящих рядом Имперских Кулаков.
— Если вы позволите, — сказала она им, — мне нужно всего несколько минут.
— Оставайтесь на виду, — предупредил один из Имперских Кулаков. Космодесантники вышли из камеры и сделали несколько шагов по коридору, чтобы оказаться вне пределов слышимости.
— У них строгий корабль, у этих сыновей Дорна, — сказал Сарпедон, — такой же пуританский, как они сами. Должно быть, довольно удобно находиться рядом с космодесантниками, готовыми сорваться с места по первому требованию Терры.
— Я не ощущаю удобства, пока живы мои враги, — отрезала Эскарион, — но по отношению к Имперским Кулакам испытываю только восхищение. Они частично восстанавливают мою веру в человечество.
— Я тоже верю в человечество, Сестра. У меня были проблемы не с гражданами Империума, а с его структурами, которые поддерживают его существование кровью и жестокостью. Я видел их много раз. И ты видела, Сестра Эскарион. Миры, приговоренные к страданию или смерти. Свобода, приравниваемая к мятежу. Огромные партии пленников, перевозимые на Терру, где…