Фальшивая история Великой войны
Шрифт:
Несколькими страницами далее А. Дюков откровенно делится с читателем своим творческим методом. Он пересказывает печальный эпизод из воспоминаний К. Симонова: в освобожденном от немцев городе Черновцы (северная Буковина) чудом уцелевший еврей, крича и плача одновременно, рассказывал Симонову об ужасах истребления еврейского населения города; несчастный никак не мог остановиться, «и все продолжал кричать то же самое, что кричал мне, каким-то людям, которые толпились до этого возле нашей машины...». Пересказав это, Дюков делает следующий вывод: «Вот так — кричать и плакать — должны и мы, рассказывая о нацистском геноциде советского народа».
Я готов с этим согласиться, но только с одним, принципиальным и неотъемлемым уточнением: крик и плач уместен в любом тексте (роман, рассказ, стихотворение, киносценарий, даже философское эссе), кроме научно-исторического. Там, где читателя начинают взвинчивать «криком и плачем», историческая наука заканчивается. И начинается пропаганда. А крикливая пропаганда, маскирующаяся при этом под «комплексное рассмотрение основных аспектов», особенно вредоносна. Что немедленно демонстрирует книга А. Дюкова. В книге 500 страниц авторского текста да еще 76 страниц приложений. При этом все, что имеет отношение к центральному и вполне конкретному вопросу истории истребительной (без каких-либо кавычек) политики нацистов на оккупированной советской территории, занимает меньше половины страницы. Вот это «все» в его полном объеме:
«По сей день неизвестно, сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях. Советские историки говорили о 10миллионах (772), современные российские исследователи называют цифру в 13,5—14 миллионов мирных граждан, к которым следует прибавить 2,5миллиона уничтожен-ных военнопленных ( последняя цифра явно занижена) (773). Существует, однако, другая, еще более ужасающая оценка. Согласно этим расчетам, до войны в областях, подвергнувшихся оккупации, проживало в общей сложности 88миллионов человек, а к моменту освобождения в них осталось 55миллионов человек (774). Даже если сделать поправку на эвакуацию части населения, на призыв в Красную Армию, на тех, кому посчастливилось впоследствии вернуться из нацистских лагерей, цифра гражданских потерь составит более 20миллионов».
Странно, но при всем уважении к товарищу Сталину (каждую главу своей книги А. Дюков украсил эпиграфом, взятым из речей и выступлений Вождя Народов), автор забыл процитировать известные слова Сталина о.том, что «врезультате немецкого вторжения Советский Союз безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на немецкую каторгу около семи миллионов человек». Семь миллионов вместе с потерями Вооруженных сил, а не «более 20миллионов гражданских потерь». Примем к сведению, что даже своему кумиру А. Дюков верит не во всем, и посмотрим внимательно на использованные им источники.
772 — это учебник «История КПСС» 1970 года выпуска. 773 — это тот самый «новый Кривошеее», о котором шла речь выше. Но самое интересное — это 774. Источником «ужасающей оценки» численности населения оккупированных территорий до и после войны оказался синьор Дж. Боф-фа («История Советского Союза», пер. с итальянского, М., Прогресс, 1980 г.). Откуда итальянец в 1980 г. мог получить ту информацию, к которой не допускали советских историков? Впрочем, какой же он «синьор»? Правильнее сказать — «товарищ Джузеппе». Московский корреспондент газеты «Унита». Уникальные цифры могли быть получены им в единственном месте — на очередном инструктаже в-той организации, которая содержала все эти годы итальянскую компартию.
Вернемся, однако, от «ужасающих оценок» товарища Джузеппе к товарищу Дюкову. Если первый по значимости вопрос («сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях») занимает полстраницы, то чем же тогда заполнена вся книга? На первый взгляд — тем, что и обещано: криком и плачем. Причем иногда «книга-напоминание» начинает вырождаться в краткий курс для начинающих садистов: «на окраине деревни близ Белостока на пять заостренных колов было воткнуто пять трупов женщин. Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей...» Иногда — в некое упражнение в черном юморе. Как вам, например, такой пассаж:
«... они взяли в зубы длинные кинжалы, засучили рукава гимна-стерок, держа оружие на изготовку. Их вид был омерзителен. Словно бесноватые, громко гикая, с пеной на устах, с выпученными глазами, неслись они по улицам Львова...»; «Громко гикая, с пеной на устах и длинными (следовательно, тяжелыми!) кинжалами в зубах...»
Самые первые дни войны в описании А. Дюкова выглядят так:
«...Пехотинцы рассыпались по Барановичам как саранча. Они врывались в дома — поживиться трофеями. Там, где двери были открыты, они убивали за косой взгляд; там, где дома были заперты изнутри, они убивали всех. Первых попадавшихся в руки немцев советских военнопленных ждала злая судьба. На Пионерской улице солдаты вермахта привязали к столбам четырех захваченных в плен красноармейцев, подложили им под ноги сено, облили горючим и заживо сожгли (12)».
Под номером 12 числится ссылка на стр. 169 книги А. Шнеера «Плен». Возможно, тут имеет место типографский брак, и у Дюкова в рукописи была указана другая страница, но в том экземпляре «Плена», который стоит у меня на полке с дарственной надписью автора, на странице 169 указанных слов нет. Но не эта мелочь важна — примечательно другое. По странному совпадению на стр. 169 можно прочи-тать следующее:
«Обычно на сборных пунктах размещали от десятков и сотен до нескольких тысяч человек. Охрана этих пунктов состояла всего из 2—10 солдат. Малочисленность охраны объяснялась тем, что по сообщениям разведчиков НКВД «среди военнопленных имеются упаднические настроения, и военнопленные, имея полную возможность бежать, не уходят из лагерей... в селе Кривополье их охраняют всего 6 охранников. В Умани большое, количество военнопленных. Они охраняются так, что спокойно могли бы уйти».
Как можно поверить в то, Что несколько сотен (или даже тысяч) молодых мужчин под охраной пары охранников, «имея полную возможность бежать», сидели и терпеливо дожидались того момента, когда их сожгут живьем или посадят на кол? При всем при этом кошмарный случай с сожжением четырех пленных в Барановичах вполне мог иметь место в действительности. Я это вполне допускаю — по той простой причине, что в армии вторжения было 3 миллиона солдат и офицеров. Среди такого количества вооруженных людей неизбежно, статистически неизбежно должно было набраться несколько тысяч психически ненормальных садистов, у которых в условиях сильнейшего стресса, каковым является война, окончательно «слетела крыша». Однако товарищ Дюков «слезами и криком» пытается ввести в невменяемое состояние своих читателей — и все это лишь затем, чтобы представить эти, редчайшие для обстановки победоносного наступления вермахта первых недель войны случаи НОРМОЙ. Общим правилом. Причем правилом, якобы прямо предписанным приказами немецкого командования.
Начинается книга Дюкова с «живых картинок» такого сорта:
«...Эрих фон Манштейн думал обо всей прекрасной германской земле; от нежности у него перехватывало горло. Долг перед родиной требовал покинуть ее; генералу и его солдатам предстояло уйти воевать в дикие восточные земли, населенные многочисленными ордами недочеловеков (А. Дюков с каким-то маниакальным упорством, едва ли не на каждой странице, повторяет — якобы от имени немецких солдат и генералов, рассуждающих о русских — это слово: «недочеловеки», «недочеловеки», «недочеловеки»...). Генерал фон Манштейн вспоминал о своей прекрасной родине. В это время в дивизиях его 56-го танкового корпуса офицерам зачитывался приказ командования об обязательном истреблении всех политработников, евреев и советской интеллигенции (подчеркнуто мной. — М.С.)».