Фальшивомонетчики Третьего рейха. Операция «Бернхард»

Хаген Вальтер

Несмотря на все мои попытки, я так и не смог получить у него денег на финансирование венгерского батальона радиоперехвата. Тем не менее в конце концов мы договорились о том, что я мог беспрепятственно, но под личную ответственность, осуществлять свои намерения и планы, используя свои бюджетные средства. Втайне Шелленберг надеялся, что эти скудные средства не позволят мне широко развернуться и тем более оплачивать услуги венгерской службы радиоперехвата. Но он не учел моих хороших отношений со Швендом.

К нему-то я и отправился прямо из Берлина. Уже через час у меня на руках были сто тысяч швейцарских франков в качестве «клирингового расчета». В последующем были и другие поступления. В начале 1945 года неожиданный большой успех в нашей работе позволил мне признаться в нелегальном финансировании своих мероприятий.

Ссуды руководства «операцией

Бернхард» позволили мне заняться энергично осуществлением своих будапештских планов. И если мне все же не удалось достичь поставленной самому себе цели, то только лишь вследствие быстрого продвижения Красной армии на запад, которое не оставило мне времени на усовершенствование задействованного аппарата. Уже через полгода после начала нашего сотрудничества с Бибо я был вынужден перебраться вместе с выделенным мне радиоустройством из Будапешта в Оденбург на австрийской границе, а еще через три месяца оказаться в самом центре «альпийской крепости». Однако, несмотря на непродолжительность имевшегося в нашем распоряжении времени, нам удалось получить изрядное количество ценной разведывательной информации (при этом, правда, мне пришлось перешагнуть границы своей компетенции и нарушить запрет не заниматься делами стран, не входящих в сферу деятельности моего отдела). Без денег «операции Бернхард» акция моя была бы неосуществимой.

Путем щедрого финансирования венгерской службы радиоперехвата я хотел, чтобы было дополнительно установлено достаточное число приемных устройств, которые должны были работать непрерывно и постоянно держать под контролем определенные линии связи, а также вскрывать новые линии. Не забыл я, конечно, и дешифровщиков. Второй моей целью была организация за счет венгерских радистов широкой радиосети в нейтральных странах. Радиообмен должен был заменить курьеров, посылка которых уже в 1944 году была сопряжена с большими трудностями. Следовало исходить из того, что эти трудности и препоны будут только увеличиваться. Курьеров следовало поэтому направлять в основном для передачи новых указаний, кодов и денег. Информация же и текущие распоряжения могли передаваться и по радио.

Майор Бибо сконцентрировал свое внимание на районе Москвы. Если раньше перехватывались только отдельные радиопереговоры, то впредь, по моей просьбе, этим следовало заниматься непрерывно. Конечно, объем работ значительно уве. цичился. А радиосвязь московского района была весьма насыщенной. Поэтому стояла задача перехватывать по возможности все тамошние радиопереговоры, дешифрировать, группировать по важности и оценивать. Через некоторое время большинство радиосвязей иностранных дипломатических представительств в Москве со своими правительствами уже перехватывались и дешифровывались. Расшифровке поддавались, однако, не все радиопередачи из-за того, что эти представительства, в особенности английское и американское, использовали различные коды, а вероятно даже и шифровальные машины. В то время расшифровать такие радиограммы было практически невозможно. (По имеющимся сведениям, ныне в Соединенных Штатах сконструирована специальная машина, которая, благодаря ее «электронному мозгу», позволяет расшифровывать и подобные радиограммы.) В результате определенная часть перехваченных радиограмм оставалась нерасшифрованной, а в них, по всей видимости, содержались наиболее важные сведения. Тем не менее даже из подвергшегося обработке материала получалась ценная информация.

К концу войны наш «улов» стал еще более значительным и богатым. Наиболее трудно поддавались дешифровке радиограммы американцев и англичан, французские переговоры расшифровывались в значительной степени, а переговоры турецкого посольства становились известными нам почти полностью. В то время турецким послом в российской столице был Сарпер, опытный и умелый дипломат, один из наиболее хорошо информированных иностранцев в Советском Союзе во время войны. Благодаря его деятельности, турецкое министерство иностранных дел было постоянно хорошо проинформировано, что было известно нам через Мойзиша, о положении дел в Кремле и в особенности о перепадах напряженности в отношениях между Россией и ее западными союзниками. Официально турки сообщали немецкому послу фон Папену только то, что считали необходимым. А из сравнения того, что сообщал Сарпер в Анкару, и сведений, передававшихся министром иностранных дел Турции Папену, можно было делать выводы о внешней политике Турции. Риббентроп же был неспособен, как говорится, шевелить мозгами, а его подчиненные не осмеливались делать высказывания, противоречившие

его собственному мнению. Господин министр иностранных дел хотел слышать от своих сотрудников лишь то, что вписывалось в его соображения.

Из многих сообщений посла Сарпера следовало, что Сталин и его ближайшее окружение испытывали глубокое и непреодолимое недоверие в отношении своих союзников и опасались, что Запад может за их спиной заключить с немцами мир. Как мне представляется, советская секретная служба во всем мире имела указание зорко следить за имеющимися или устанавливаемыми контактами немцев с посредниками западных союзников и сразу же докладывать о любых признаках этого. Как раз в то время, когда мы стали читать радиограммы Сарпера, в Москву, по всей видимости, поступили подобные донесения, поскольку турецкий посол употреблял такие выражения, которые не могли быть истолкованы иначе. Исходя из этих сообщений, русские придерживались мнения, что столь опасавшиеся ими контакты на самом деле имели место. По нашему мнению, это были в основном кажущиеся или предполагаемые комбинации, о которых советские агенты поспешили доложить в Москву, вероятно, к тому же желая сообщить то, что там хотели слышать. Высказывания же Сарпера носили исключительно реалистичный характер. В подробности я вдаваться не стану, так как некоторые его информаторы еще живы, и это может нанести им вред. По всей видимости, они занимали довольно высокие должности, в противном случае Сарпер не мог бы уже тогда сделать довольно точные предположения о характере и направленности советской внешней политики после 1945 года.

Весьма хорошо информированным в своей области человеком в то время был и турецкий военный атташе в Москве. По свидетельству генерала Йодля, с которым у меня была совместная помывка в нюрнбергской тюрьме, донесения этого офицера представляли собой исключительно ценные сведения (их мы перехватывали и расшифровывали до самого конца войны). Но именно эти данные Гитлером не воспринимались, о чем как-то рассказывал Гиммлер. Точные цифровые выкладки о советском военном потенциале, приводимые военным атташе в своих сообщениях, не вписывались в его «интуицию», поэтому и отметались. Гитлер даже сказал Гиммлеру, что в данном случае речь идет о дезинформации, которая подбрасывалась советской секретной службой, чтобы сбить с толку верховное командование вермахта. Этого мнения он придерживался до самого конца, не принимая во внимание, что перехваченные сведения во многих случаях подтверждались данными из других источников.

Вместе с тем не стоит переоценивать значение расшифрованных венграми радиограмм. И все же за какой-то год нашего с ними сотрудничества было получено до сотни сообщений, подобно которым обычная разведка добывает весьма редко. Если бы венгерская служба радиоперехвата получила нашу поддержку и помощь с самого начала войны, то немецкое командование располагало бы сведениями о намерениях и возможностях противника в значительно большей степени, чем было на деле. Однако в связи с этим возникает вопрос, привело ли бы это к более мудрым решениям? Скорее всего, даже ценнейшая информация, не соответствовавшая представлениям Гитлера о действительном положении вещей, не имела бы практического значения, поскольку он полагался только на собственную «безошибочную» интуицию.

Что касается полковника Кути, пытавшегося всеми средствами помешать сотрудничеству немецкой секретной службы со «вторым управлением» гонвед-ского генерального штаба, то он совершенно неожиданно проявил готовность выделить венгерских радистов для использования за рубежом. В течение трех месяцев нам удалось организовать во всех важнейших нейтральных странах хорошо замаскированные и успешно работающие агентурные сети. Естественно, это стоило больших денег и вряд ли было бы осуществлено, если бы не щедрая помощь Швенда. А поскольку все финансирование данной акции осуществлялось за счет средств «операции Бернхард», имперскому министерству финансов она не стоила и пфеннинга.

Швенду же пришлось с трудом сводить концы с концами.

Так как основным направлением нашей деятельности был Советский Союз, я не возражал, что многие из наших доверенных лиц в нейтральных странах стали примыкать к движению «Свободная Венгрия». Все, что от них требовалось, было твердое антикоммунистическое убеждение. Подбором их занимался сам майор Бибо, который принимал активное участие в свержении правительства советов Белы Куна в 1919 году (после 1945 года он разыскивался ищейками Ракоши). Можно было полагать, что из вышеупомянутых лиц никто не переметнется к русским. Кути же подложил нам, как говорится, свинью.