Фальшивомонетчики Третьего рейха. Операция «Бернхард»
Шрифт:
Кальтенбруннер выехал тогда в Берлин, чтобы несомненно получить от Гитлера такие полномочия. По возвращении он рассказал мне, как протекал его визит к Гитлеру: в его изложении я не сомневаюсь, тем более что его рассказ впоследствии подтвердили люди из непосредственного окружения фюрера.
Кальтенбруннер прибыл как раз в тот момент, когда проходило дневное совещание по обсуждению положения на фронтах в штаб-квартире Гитлера (рассматривались сообщения, полученные за ночь). Кальтенбруннер доложился о прибытии и попросил Гитлера побеседовать с ним с глазу на глаз после окончания совещания. Тот, конечно, не знал, о чем хотел говорить с ним Кальтенбруннер, но его шестое чувство, которым он несомненно обладал, подсказало ему, что один из самых надежных его соратников заколебался. Он ответил Кальтенбруннеру, что тоже хотел с ним поговорить, и назначил встречу в бункере рейхсканцелярии. Совещание прошло весьма бурно, так как с фронтов поступили одни лишь негативные известия, и у Гитлера было несколько приступов
Но все произошло совершенно по-иному. Когда Кальтенбруннер был пропущен в бункер Гитлера и прошел в его кабинет, он увидел фюрера, стоявшего у большого макета города Линца на Дунае. Бодро, энергичными шагами он направился навстречу посетителю и сразу же начал разговор о запланированном переустройстве Линца. Гитлер хотел сделать его столицей Центральной Европы и стал подробно рассказывать Кальтенбруннеру о своей идее, задавая ему, уроженцу Линца, вопросы о тех или иных деталях своего проекта. Прошло более получаса, и Гитлер, как говорится, вошел в раж. Но вдруг он прервал свои высказывания и сказал на полном серьезе:
— Я знаю, Кальтенбруннер, что вы хотели мне сказать. Но поверьте, если бы я не был уверен, что когда-то вместе с вами буду перестраивать город Линц в соответствии с этим планом, то уже сегодня пустил бы пулю в лоб. И вы должны в это верить! У меня есть еще средства и возможности закончить войну победоносно!
На Кальтенбруннера эта хорошо продуманная и рассчитанная на драматический эффект сцена произвела большое впечатление, как он мне сам признался. Он не нашел в себе силы вырваться из оков психологического внушения и высказать после столь торжественного заверения фюрера свои заботы и сомнения. Когда Гитлер сразу же после этого извинился, что вынужден прервать беседу из-за важного совещания, Кальтенбруннер решил не заводить разговор о вопросе, по которому собственно и приехал в Берлин. Через двадцать четыре часа он сидел напротив меня, заявив:
— То, что вы мне говорили о целесообразности заблаговременной капитуляции, не имеет никакого смысла: у фюрера есть еще средства и возможности окончить в последний момент войну в пользу Германии!
Вот как долго действовала магия внушения Гитлера на этого человека, склонного вообще-то к реалистической оценке вещей. То же происходило и с другими сподвижниками фюрера: непостижимую силу воздействия на них следовало, без сомнения, приписать его необыкновенной способности заряжать оптимизмом людей, с которыми он соприкасался.
Изменение настроения Кальтенбруннера длилось довольно долго. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что после своей очередной поездки в Швейцарию, по прошествии некоторого времени после этого нашего разговора, я был прямо на улице Зальцбурга арестован гестапо. Меня обвинили в государственной измене и сказали, что уже на следующий день я буду отправлен в распоряжение военно-полевого суда при штаб-квартире фюрера. Каким образом этот необычный во всех отношениях суд выносил свои приговоры, было известно после смерти Роммеля [77] . Впоследствии были отброшены последние формальности, так что обвиняемые могли порою видеть из окон зала судебного заседания, как экзекуционная команда отрывала уже для них могилы. Рассмотрение любого дела длилось не более двух-трех часов, включая казнь. Что мне тогда спасло жизнь, так это готовность начальника зальцбургского гестапо сообщить одному из сотрудников Кальтенбруннера, названному мною, по телефону о моем положении. Этот человек, на которого я мог положиться чисто по-человечески, мгновенно оценил происходившее и приказал от имени Кальтенбруннера, даже не переговорив с ним, чтобы меня немедленно освободили. Таким образом, через несколько часов нахождения в гестапо я был снова на свободе. Когда я позднее бросил в лицо Кальтенбруннера резкие обвинения по поводу его поведения в отношении меня, он даже не попытался объяснить это недоразумением, как я ожидал, a только пожал плечами как ребенок, застигнутый за чем-либо запрещенным, и произнес:
77
Роммель Эрвин (1891–1944) — немецкий военный деятель, генерал-фельдмаршал. Родился в Хайденхайме близ Ульма. В Первую мировую войну — лейтенант. Затем служил в рейхсвере — командир полка и преподаватель военного училища. С Гитлером познакомился в 1935 г. В 1940 г. — командир дивизии и в 1941 г. — командир Африканского корпуса. За свои успехи в боевых действиях в Северной Африке получил прозвище «лис пустыни». В 1943 г. — командующий группой армий в Италии и в 1944 г. — во Франции. Был замешан в заговоре против Гитлера, хотя активной роли в нем не играл. В октябре 1944 г. принял яд, но похоронен с воинскими почестями как герой нации.
— Это я просто не досмотрел.
И
Между тем Кальтенбруннер продолжил осуществление своих псевдореалистичных фантазий по организации альпийской крепости. Вскоре он пришел к выводу о целесообразности подключения к этим делам «операции Бернхард».
Кальтенбруннер надеялся в случае необходимости при осаде союзниками альпийского массива прорвать кольцо окружения за счет использования хорошо знающих местность альпинистов. Они же должны были использовать контрабандные пути для связи с заграницей — в первую очередь со Швейцарией и Италией. Более того, он рассчитывал даже установить воздушное сообщение с Испанией и послал туда своего представителя, чтобы выяснить, как отнесутся тамошние власти к приему самолетов из альпийской крепости. Главная цель поддержания таких связей с внешним миром заключалась, по его мнению, в обеспечении редута теми продуктами и материалами, которые не смогут производиться в горах, а также необходимым сырьем.
Эти закупки за рубежом должны были, однако, как-то финансироваться. Вот для этого Кальтенбруннер и хотел привлечь «операцию Бернхард». Он написал пространное письмо Швенду, в котором изложил свои планы и просил того выделить по одному или несколько своих надежных сотрудников в Швейцарии и Испании, которые стали бы действовать в качестве закупщиков всего необходимого для нужд альпийской крепости. Вместе с тем он разрешил Швенду выдать этим людям значительные суммы фальшивых фунтов, которых могло бы хватить на длительное время. В письме Кальтенбруннера содержалась и сенсационная информация: в серийное производство пошли фальшивые доллары. По оценке экспертов, они были сделаны столь же удачно, как и фунты стерлингов, так что можно было приступать и к их сбыту в значительных количествах.
Эти планы Кальтенбруннера носили конечно же фантастический характер, как, впрочем, и его идея с альпийской крепостью. И было бы глупо заниматься этими абсурдными идеями. Мнение Швенда было таким же. Кальтенбруннер, однако, относился к своим планам весьма серьезно, что выразилось в том, что он приказал перевести производственные цеха по выпуску фальшивых фунтов стерлингов и долларов из концлагеря Ораниенбург в концентрационный лагерь Эбензее, расположенный неподалеку от южной оконечности озера Траунзее (штольни под Редл-Ципфом входили в состав этого концлагеря). Тем самым Кальтенбруннер намеревался обеспечить финансирование нужд своей альпийской крепости.
Следы последнего транспорта фальшивой валюты из Редл-Ципфа теряются, в связи с чем мы опять возвращаемся к началу нашего повествования. Местные жители впоследствии рассказывали, что будто бы видели, как сотрудники военно-морской опытной станции опускали в озеро Топлицзее большие ящики и огромные металлические емкости. И все же верить этим свидетельским показаниям можно лишь относительно. Естественно, вполне возможно, что неуничтоженное оборудование и фунты, доставленные транспортом из Редл-Ципфа, могли быть сокрыты таким образом. Американская разведка заинтересовалась этими рассказами и вызвала водолазов: американский военно-морской флот хотел бы получить данные о результатах разработки новых видов оружия немцами. Для этих специалистов, по всеобщему мнению, не должно было составить большого труда обнаружить на дне озера различные предметы, контейнеры, ящики и аппаратуру. Оптимизм этот оказался, однако, преждевременным. Ни одному из водолазов не удалось опуститься на самое дно озера. Топлицзее, как оказалось, имело двойное дно между поверхностью и скалистой основой. Дело в том, что с гор в течение долгих лет в озеро попадали деревья, приносимые талой водой и сброшенные буреломом. Из этих-то деревьев и сложился с течением времени довольно плотный слой метрах в сорока от поверхности воды — нечто вроде спрессованного плота. «Плот» не имеет прочного сцепления с боковыми скалами и плавает в затопленном состоянии, не обладая жесткой структурой. Более того, в этом странном образовании происходят постоянные подвижки, внутренние напряжения и растяжки. Поэтому американские водолазы не решились пробиться сквозь него, поскольку возможность подъема была бы под большим вопросом. Не удалась и попытка образовать в нем большое отверстие путем взрывов: пролом очень скоро опять затянулся. Дальнейшие работы по исследованию озера были прекращены. Позднее в частном порядке предпринималось еще несколько попыток добраться до дна озера, но и они закончились безрезультатно по тем же причинам. Как мне представляется, такого двойного дна, как в озере Топлицзее, нет более нигде во всем мире.
По всей видимости, опытная военно-морская станция как раз поэтому и была размещена на Топлицзее. Как говорят специалисты, на озере все же должны быть места, где можно вполне безопасно добраться до его дна. В воде под ее поверхностью имеются два течения, которые в определенном месте образуют полынью порядка двадцати метров, отодвигая в стороны древесную массу. Вот там-то и следует искать проход. Но ни американцы, ни их последователи места этого обнаружить не смогли. Сотрудники же морской станции должны были его знать, так как постоянно вели подводные работы, ни разу не прибегнув к взрывам подвижного второго дна. Вполне понятно, что бывшие сотрудники этой станции в последовавшие годы предпринимали попытки добраться до затопленных в 1945 году ценностей.