Фальшивые лабиринты, или Иллюзия отражений
Шрифт:
Но додумать я не успел: кисть прикоснулась ко мне — я ощутил холодок от ее прикосновения — и я стал изумрудно-зеленым. Вот-те на! «Зеленые человечки» в своего перекрашивают?
Кисть продолжала порхать вокруг, как бы в нерешительности. Потом снова прикоснулась. И я стал ярко-красным. Алым. Еще одно касание, и я — негр.
Блин! Я почувствовал, что ледяной ужас начинает охватывать меня. Холодок догадки, возникший где-то в затылке, подполз к сердцу, спустился под ложечку, заморозив желудок... и ушел холодить пятки. Душа в пятки ушла? Такая она холодная, оказывается?
Спокойно, спокойно. Это всего-навсего предположение, этого не может быть! Гнусное предположение, не спорю, и все-таки... вполне вероятное.
Кажется, я начинаю понимать, что это такое...
Ну, а что другое можно предположить? Никому никаких обетов не давал, ни одного инопланетянина в глаза не видел, стоял себе спокойно, трепался о прошедшей воскресной рыбалке... Может, в наказание за вранье — сюда? Да ну! Тогда бы здесь были все рыбаки на свете. Но с другой стороны: только я развел руки — показать, какую якобы поймал рыбу, — Димка Костин щелкнул своим «Полароидом». И вот я здесь.
Может, он — инопланетянин? Читал я, помню, одну книжку, там детей с помощью фотоаппарата воровали... то есть снимали копии. Может, и меня так? Это было бы понятней.
Но кисть, такая знакомая, и это перекрашивание... Ах, ты!..
Буря чувств разом забушевала во мне... А я-то думал, что такое невозможно! Перечислять — и то долго: страх, ужас, недоумение, любопытство, разочарование, печаль, досада, ненависть, апатия, жажда деятельности: куда-то бежать, что-то делать, кого-то бить... — как только все умещалось во мне?
Я понял!
И что с того, что я понял?
Вика! Это ее работа. Что она натворила! И я — уже не я. Меня нет. Вернее, есть, но...
Я — внутри графического редактора. Что она предпочитает — Corel, Photoshop, Photo-paint, Paintbrush? Впрочем, неважно.
Что она сделала? Очень просто: взяла мою фотографию — ту самую, с разведенными руками, засунула в сканер, превратила мое изображение в набор электронных импульсов, затем в графический файл... и вот теперь издевается. И я ничего не могу сделать.
О, теперь-то я оказался в полной ее власти! Как она, должно быть, торжествует! Как она радуется, как веселится... Садистка скрытая. Правильно я ее отшил.
Нет, Вика вообще-то неплохая девчонка... Вот только зря она возомнила, что я обязательно должен в нее влюбиться. Ну, влюбилась сама, вот и мучайся в одиночку. Зачем же вдвоем?
Главное, он-то остался там, то есть... настоящий я — там. Живой, а не Викин электронный пленник. Он ведь и не подозревает, что я здесь. Что я есть, в конце концов! Что страдаю, а если пока не слишком страдаю, то уж скоро точно начну — по полной программе. По той, какую напишет Вика.
Вика — хороший программист. Замечательный. Я сам восторгался ее оживающими заставками — не говоря о более серьезных вещах.
А теперь мне придется в полной мере ощутить на себе мощь Викиного таланта. На своей шкуре. Пусть не я, а мой электронный двойник... Стоп-стоп-стоп. Что-то я совсем заразмышлялся. Кто двойник, а кто — оригинал? От понимания того, что я — электронная копия, существующая где-то в виртуальной реальности, занимающая энное количество ячеек оперативной памяти, я не перестаю ощущать себя самим собой, то есть Сергеем Леонидовым, двадцати пяти лет... ну, и так далее. У меня сохранились полностью моя память, мои ощущения... я потрогал языком недавно сломанный зуб — неудачно разгрызал орех, — мои привычки и знания...
Вика между тем продолжала меланхолично издеваться надо мной. Испробовала несколько невообразимых цветовых сочетаний (голова, например, становилась ядовито-желтой, плечи — коричневыми, а живот — малиновым). Потом наоборот: голова — фиолетовой, плечи — бирюзовыми, а живот— пурпурным. Затем она сделала меня серым и принялась методично заштриховывать. Как бы подчеркивая, что я —серость. Иногда она так и говорила. Зачем тогда влюблялась? Облагородить захотела? Вот сейчас и облагородит: сделает меня таким, каким хочет. Еще и голубую кровь нарисует... Как каракатице. Или сделает каракатицей с человеческим лицом. Кто знает, что ей в голову взбредет?
Избавиться от гнусных мыслей я мог только с помощью еще более гнусных.
Ну хорошо, вот поиздевается она надо мной, а потом? Сотрет файл — и поминай как звали? Я был — меня не стало. Веселенькая перспективка... Может, надо было больше обращать на нее внимания? Или, наоборот, меньше?
Я вздохнул. Обратной дороги нет. А что я могу сделать? Пошевелиться — и то нет возможности. Кричать? Так ведь не докричишься: нет в графическом редакторе звуковых вставок.
Вокруг потемнело. Резко, словно на голову упал черный мешок. Мрак окружил меня. Я замер. Но ненадолго. Тьма скоро рассеялась. Меня снова окружало белое пространство.
Вика продолжала свои эволюции. Или мои эволюции? Потому что она меня изменяла, меня эволюционировала.
Я с удовлетворением заметил, что серый цвет моего тела исчез. Ну, хоть что-то хорошее! Ко мне вновь вернулась моя привычная окраска. Но зато с самим телом начали происходить удивительные вещи. Должно быть, она перенесла меня из графического редактора в какую-нибудь другую программу, типа Reformer's. Тот мрак, должно быть, был буфером обмена, через который она меня перенесла.
Сначала она сделала меня каким-то уродом. Мое лицо перекашивалось, строя одну гримасу за другой. Да и тело трансформировалось: то вытягивалась одна нога, а другая сокращалась; то вытягивались обе, превращаясь в длиннющие ходули, то снова сжимались, пародируя Чебурашку.
Потом трансформации ей наскучили, и она занялась любимым занятием: начала делать из меня сказочного принца, свой идеал. Я почувствовал, что плечи у меня раздвигаются на невероятную ширину, и сразу же вспомнил поговорку «косая сажень в плечах»: надо скосить глаза, чтобы рассмотреть, до каких пределов они расширяются. Мышцы разрастались, словно у патентованного культуриста... Куда там до меня Арнольду Шварценеггеру!
Она долго трудилась над лицом, устраняя минимальнейшие намеки на мою индивидуальность. Идеализация шла полнейшая. Волевой подбородок, прижатые уши — почесать не за чем. Ну, если тебе нравятся такие, чего ко мне-то прицепилась?