Фальшивые лабиринты, или Иллюзия отражений
Шрифт:
— Далеко ли путь держите? — продолжал мельник.
Так, фразы стандартные, никаких заклинаний не содержат. Это хорошо.
— Да вот решили у вас узнать, — надо сразу ошарашить его, — не пролетало ли что над вами в ближайшие дни?
— Да много чего летало... — мельник остановился в замешательстве, — вечером — комары, мошки да бабочки, а днем — мухи, воробьи, вороны...
— А покрупнее ничего не встречалось? — продолжал наседать я.
— Это дракон, что ли? — старичок даже обрадовался. — Ага, пролетал. И в когтях держал что-то дивно сверкающее, аж в глазах слепило...
—
— Да во-он туда, — старик махнул рукой.
— А по карте показать не можешь, дед? — вкрадчиво спросил я, в то же время опасаясь, как бы он не сказал: «А давайте сюда карту — покажу!». — Мы же с собой твой взмах не заберем, а вдруг понадобится еще разок взглянуть — где взять?
— Да... — старичок вроде как застеснялся, — была карта, и не одна, да только...
— Что случилось? — сэр Жеральд расправил плечи. — Может, отнял кто? Так расскажи, не таи. Догоним, схватим да и намнем ему бока, а то давненько мы не разминались, пора кому-нибудь кости переломать!
– Да нет, нет, — успокаивающе повел ладонями старичок, — никому ничего ломать не надо. Просто... дело вот какое, — наконец решился он. — Стар я стал, вот что. Всю жизнь проработал здесь, в прачечной...
– Где?! — мои брови полезли наверх, сплющивая лоб. Да и у моих товарищей-рыцарей — тоже. — Так это что же, не мельница?
– Нет, — грустно ответил старичок, — прачечная.
– А ты, стало быть, прач? — уточнил я, пытаясь образовать название профессии «прачка» в мужском роде.
— Пральник, — возразил старичок. — Работал я, работал, да состарился. А белья в стирку навезли — горы. Полные сараюшки, — указал он. — Навезти-то навезли, да я никак постирать не могу. С силами не соберусь.
— Но хозяева хоть напоминают вам — белье-то, небось, нужно? Старичок совсем закручинился:
— Они не могут прийти, пока я не постираю. Если бы я постирал — они бы пришли, а я не постирал — они не идут. Таков закон... Но что я могу сделать? Я уже так стар...
— Ладно, старик, оставь свои причитания, — прервал его сэр Жеральд, — ты что-то говорил о карте?
— Да! — с жаром воскликнул старец. — И не о карте, а о картах, потому что их несколько! Но я не помню точно, сколько, — добавил он, — запамятовал.
— И где же они? — спросил Юнис.
— А? Они? Ах да, карты! Да-да-да, карты там, тоже там, — и он махнул рукой на сараюшки, — все там.
— Карты — в грязных тряпках? — возмутился сэр Жеральд.
— Ну какие это тряпки? — возразил старичок. — Там платки, только платки, наша национальная одежда, как женщин, так и мужчин. Ими покрывают голову, их повязывают на шею, ими перевязывают рукава рубах, ими подпоясываются...
— ...ими вытирают сопли, — добавил Юнис, для которого последний аспект выглядел особенно актуально и незабываемо, поскольку применялся не так давно. — Очень существенный и привлекательный вариант.
— Да, да, и в этом нет ничего страшного: и сопли, и слезы. И раны у нас тоже перевязывают платками, — добавил старичок, — поэтому на них может быть всякое.
— И их надо выстирать, — мрачно резюмировал сэр Жеральд.
— Да, — просто ответил старичок. — И когда все платки будут выстираны, станут чистыми, тогда вы и найдете свои карты... то есть ваши карты нашей страны... то есть наши карты, которые станут вашими... — он запутался и замолчал.
— Так, благородные рыцари, — сэр Жеральд обвел нас взглядом, — Переквалифицируемся в прачки?
— В пральники, — буркнул я.
Перспектива стирать засморканные и окровавленные платки меня не прельщала. Но иначе мы не добудем карту! А, с другой стороны, плюнуть бы сейчас на все и поехать по городам и весям, в свободный поиск. Наняться к какому-нибудь королю в рыцари или открыть свое дело — при помощи колдуньиных вещей.
И если бы не данное себе самому слово, я бы, наверное, так и сделал. Зачем мне та принцесса, если я, может быть, умру в тот самый момент, когда освобожу ее? Стоит ли принцесса смерти? Ладно бы еще был выбор: принцесса или смерть. А то ведь вопрос стоит несколько иначе: и принцесса, и смерть, либо ни принцессы, ни... а вот это проблематично. Не будет принцессы — все равно может быть смерть. Так что же лучше: смерть с принцессой или смерть без оной?
Обо всем этом я и размышлял, пока мы разгребали сараюшки и вытаскивали оттуда горы — сотни, тысячи, миллионы платков! Юнис по молодости попытался словчить и прошептал мне — чтобы старик не слышал, что попробует отыскать и выстирать только платок с картой. Но когда увидел, что все платки одинакового серого цвета, получившегося не то от долгого вылеживания в сарае, не от въевшихся в них еще у хозяев пыли, паутины и плесени, не то по какой-то иной, непонятно-сказочной причине, отказался от своей мысли и принялся понуро таскать их в мельницу... то есть в мыльницу, то есть в пральницу... тьфу! — в прачечную. После первого же рейса он вернулся повеселевший и рассказал, что вручную стирать ничего не придется, потому что там стоят машины.
Заинтригованный, я нагрузился кипой платков и поволок их на стирку, чуть ли не спотыкаясь.
В помещении прачечной действительно стояли машины. Разумеется, не сверкающие хромом и никелем, не блистающие разноцветным пластиком, а скорее наоборот, но те деревянные чаны и мешалки, что находились там, внушали уважение не только размерами, но и оригинальностью конструкции. Если это все будет работать, то создателю сего, несомненно, следует тотчас же присудить по меньшей мере степень магистра-механикуса. И на каком только сайте Вика их содрала? Ну не бывает таких механизмов на свете! Вот постоянные у меня эти рецидивы «ложной памяти».
Старичок был тут как тут. Он засыпал в чаны порошок, открывал и закрывал вентили на трубах, двигал рычаги... словом, по всему было видно, что его болтовня о собственной немощи — не более чем отговорка, вызванная желанием заполучить дармовую рабочую силу.
И только один раз он поманил к себе Юниса — повернуть самый главный рычаг поднимающий заслонку на лотке, подающем воду на мельничное... прачечное колесо.
Юнис, усмехаясь, потянул за рычаг, но не тут-то было! Рычаг не шелохнулся, а Юниса инерцией притянуло к стене. Тогда он, покраснев, повис на нем едва ли не всем своим весом, да еще — я видел — уперся ногой в стену. И рычаг медленно-медленно, по миллиметру, стал подаваться. Юнис восторжествовал.