Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!
Шрифт:
— Когда случилась эта перемена?
— Какая перемена?
— Ну вот, например, ты сказал, что придется круто осадить тетю Далию. А в Бринкли ты перед ней как осиновый лист дрожал. Еще один пример: ты велел Споду не молоть чепухи. Кстати, о чем именно он молол чепуху?
— Не помню. Он столько всякой чепухи мелет.
— У меня бы не хватило смелости сказать Споду: «Перестаньте молоть чепуху», — честно признался я.
Моя искренность тут же принесла добрые плоды.
— Ну что ж, Берти, если начистоту, — ответил Гасси, сбрасывая маску, — то неделю назад и у меня бы не хватило смелости.
— А что случилось неделю назад?
— Я пережил духовное возрождение. Благодаря Дживсу. Настоящий гений!
— Вот оно что!
— Мы все словно маленькие дети, которые боятся темноты, а Дживс — мудрый учитель, он берет нас за руку и…
— Зажигает свет?
— Именно. Хочешь послушать, как все было?
Я заверил его, что весь внимание. Устроился поудобнее в кресле, закурил сигарету и приготовился слушать исповедь Гасси.
Гасси сосредоточенно задумался. Я понимал, что он выстраивает в уме факты. Вот он снял очки, протер их.
— Неделю назад, Берти, — наконец заговорил он, я оказался в полнейшем тупике. Мне предстояло испытание, при одной мысли о котором чернело в глазах. До моего сознания дошло, что после венчания я должен буду произнести во время завтрака спич.
— Как же иначе.
— Знаю, но почему-то я об этом не задумывался, а когда задумался, мне будто кирпич на голову свалился. И знаешь, почему мысль об этом спиче повергла меня в такой кромешный ужас? Потому что среди гостей на завтраке будут Родерик Спод и сэр Уоткин Бассет. Ты хорошо знаешь сэра Уоткина?
— Не очень. Он меня однажды оштрафовал на пять фунтов в полицейском суде.
— Можешь мне поверить: упрям как осел, к тому же нипочем не хочет, чтобы я женился на Мадлен. Во-первых, он спит и видит ее замужем за Сподом, который, должен заметить, любит ее с пеленок.
— В самом деле? — вежливо отозвался я, пытаясь скрыть изумление по поводу того, что кто-то иной, кроме дипломированного идиота вроде Гасси, способен по доброй воле влюбиться в сию барышню.
— Да. Только она-то хочет выйти замуж за меня, но это еще не все: Спод отказывается на ней жениться. Он, видите ли, возомнил себя Избранником Судьбы и считает, что брак помешает ему выполнить его великое предназначение. В Наполеоны метит.
Тьфу, совсем он меня запутал, надо сначала со Сподом разобраться. Нечего примешивать сюда Наполеона.
— О каком предназначении ты толкуешь? Он что, какая-нибудь важная шишка?
— Ты газет совсем не читаешь, да? Родерик Спод глава и основатель «Спасителей Англии», это фашистская организация, ее чаще называют «Черные трусы». Спод задался целью сделаться диктатором, — если только его сподвижники не раскроят ему череп бутылкой, у них чуть не каждый вечер попойка.
— Вот это фокус!
До чего же я проницателен, сам себе удивляюсь. Как только я увидел Спода, я подумал, вы, надеюсь, помните: «Черт подери, Диктатор!», и он действительно оказался диктатором. Я попал в самую точку, не хуже знаменитых сыщиков, которые увидят идущего по улице человека и методом дедукции определяют, что он удалившийся от дел фабрикант, его предприятия изготовляют тарельчатые клапаны, зовут этого прохожего Робинсон, он страдает от ревматических болей в правой руке, живет в Клапеме.
— Провалиться мне на этом месте! Так я и думал. Бульдожья челюсть… Сверлящие глазки… И конечно же, усики. Кстати, ты оговорился: не «трусы», а «рубашки».
— Не оговорился. К тому времени, как Спод создал свою организацию, рубашек уже не осталось, он и его приспешники носят черные трусы.
— Наподобие тех, в каких играют футболисты?
— Ага.
— Какая гадость!
— Чего уж гаже.
— Выше колен?
— Выше колен.
— Ну, знаешь!
— Согласен.
Мне закралось в душу подозрение столь ужасное, что я чуть не уронил сигарету.
— Старикашка Бассет тоже носит черные трусы?
— Нет. Он не член «Спасителей Англии».
— Почему же он тогда якшается со Сподом? Когда я встретил их в Лондоне, они были похожи на двух матросов, получивших увольнение на берег.
— Сэр Уоткин помолвлен с его теткой, некоей миссис Уинтергрин, вдовой полковника Г. Г. Уинтергрина, проживает на Понт-стрит.
Я задумался, восстанавливая в памяти сцену в антикварной лавке.
Когда вы сидите на скамье подсудимых, а мировой судья глядит на вас поверх пенсне и именует «заключенным Вустером», у вас времени хоть отбавляй изучить его, и в тот день на Бошер-стрит мне прежде всего бросилось в глаза, какое брюзгливое выражение было на физиономии сэра Уоткина Бассета. А в антикварной лавке это был счастливец, поймавший Синюю птицу. Он вился вьюном вокруг Спода, показывая ему безделушки, и только что не ворковал: «Надеюсь, вашей тетушке это понравится? А как, на ваш взгляд, эта вещица?» Теперь мне стала ясна причина его радостного трепыханья.
— А знаешь, Гасси, — заметил я, — сдается мне, старикашка ей вчера угодил подарком.
— Возможно. Но Бог с ними, не о том речь.
— Конечно. И все-таки забавно.
— Не вижу ничего забавного.
— Нет так нет.
— Не будем отвлекаться, — решил Гасси, призывая собрание к порядку. — На чем я остановился?
— Не помню.
— А, вспомнил. Я рассказал тебе, что сэр Уоткин нипочем не желает, чтобы Мадлен вышла за меня замуж. Спод тоже против этого брака и никогда не пытался этого скрыть. Он выскакивал на меня из-за каждого угла и сквозь зубы бормотал угрозы.
— Н-да, не думаю, чтобы ты был в восторге.
— Какой уж там восторг.
— А зачем он бормотал угрозы?
— Видишь ли, хотя он отказывается жениться на Мадлен, даже если бы она сама согласилась, он все равно считает себя чем-то вроде рыцаря, который служит своей даме. Он все время талдычит, что счастье Мадлен для него превыше всего и что, если я когда-нибудь огорчу ее, он мне шею свернет. Вот какого рода угрозы он мне бормотал и вот почему я слегка занервничал, когда Мадлен стала вести себя со мной холодно после того, как застала меня со Стефани Бинг.