Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!

Вудхаус Пелам Гренвилл

И вдруг меня словно молния ослепила.

— Дживс!

— Слушаю, сэр?

— Это ваших рук дело?

— Простите, сэр?

— Перестаньте без конца повторять «Слушаю, сэр?» и «Простите, сэр?». Это вы подбили Спода разыграть Бассета?

Не скажу, чтобы Дживс улыбнулся — он никогда не улыбается, — однако мышцы вокруг рта едва заметно дрогнули.

— Я действительно рискнул высказать мистеру Споду мнение, что он совершит великодушный поступок, если возьмет вину на себя, сэр. Я строил доказательства

исходя из того, что сам он ничем не рискует, а вас избавит от массы неприятностей. Напомнил ему, что сэр Уоткин обручен с его тетушкой и потому вряд ли приговорит его к наказанию, которому замыслил подвергнуть вас. Не принято сажать джентльмена в тюрьму, если вы помолвлены с его теткой.

— Святая истина, Дживс. И все равно не могу понять, где собака зарыта. Вы хотите сказать, он прямо так и согласился? По доброй воле?

— Ну, не совсем по доброй воле. Сначала, должен признаться, он проявлял некоторое нежелание. Думаю, я повлиял на его решение, сообщив ему, что мне известно все о…

Я издал вопль:

— О Юлейлии?

— Да, сэр.

Черт, узнать бы наконец все об этой самой Юлейлии!

— Дживс, расскажите мне. Что Спод сделал с этой девушкой? Убил ее?

— Боюсь, сэр, я не вправе разглашать эти сведения.

— Бросьте, Дживс, ничего не случится.

— Не могу, сэр.

Я отступился.

— Ну, как хотите.

И принялся разоблачаться. Надел пижаму и нырнул в постель. Простыни были так крепко связаны, что вовек не распутать, придется обойтись без них, но подумаешь — всего одна ночь, довольно мне и одеял.

Я выплыл из бурного водоворота событий, но было грустно. Сел на кровати и, обхватив колени руками, стал размышлять о переменчивости Фортуны.

— Странная штука жизнь, Дживс.

— Чрезвычайно странная, сэр.

— Никогда не знаешь, что она тебе подкинет. Вот самый простой пример: разве я мог предположить полчаса назад, что буду вольготно сидеть на кровати в пижаме и наблюдать, как вы укладываете вещи, готовясь к отъезду. Меня ожидало совсем другое будущее.

— Да, сэр.

— Казалось, надо мной тяготеет проклятье.

— Действительно, сэр, так казалось.

— И вот теперь мои беды испарились, как роса с чего-то там такого. И все благодаря вам.

— Я очень счастлив, сэр, что оказался полезен.

— Вы просто превзошли самого себя. И все-таки, Дживс, как всегда, есть маленькое облачко.

— Прошу прощения, сэр?

— Ради Бога, перестаньте вы без конца повторять «Прошу прощения, сэр?». Я хочу сказать, Дживс, что любящие сердца неподалеку от нас страдают в разлуке. Может быть, у меня все отлично — не может быть, а на самом деле отлично, — но жизнь Гасси разбита. И жизнь Стиффи тоже. Это ложка дегтя в бочке меда.

— Да, сэр.

— Хотя, если развить эту мысль, я никогда не мог понять, почему нельзя вылить в бочку меда

ложку дегтя? Разве ее там почувствуешь?

— Я вот что подумал, сэр…

— Что вы подумали, Дживс?

— Просто хотел вас спросить, сэр, намерены ли вы возбудить дело против сэра Уоткина за незаконный арест и дискредитацию в присутствии свидетелей.

— Я как-то об этом не подумал. Вы считаете, есть основания для обращения в суд?

— Безусловно, сэр. И миссис Траверс, и я дадим убедительнейшие показания. Нет никаких сомнений, что вы можете потребовать наложения на сэра Уоткина огромного штрафа в возмещение морального ущерба.

— Да, наверно, вы правы. То-то он едва не окочурился, когда Спод отколол свой номер.

— Да, сэр. Этот крючкотвор сразу сообразил, какая опасность ему грозит.

— Никогда в жизни не видел, чтобы у человека так полыхал нос. А вы, Дживс?

— И я, сэр, не видел.

— Знаете, как-то жалко старого остолопа. Не хочется совсем его доканывать.

— Я просто подумал, сэр, что вам будет довольно пригрозить сэру Уоткину обращением в суд, и он, чтобы избежать скандала, согласится на брак мисс Бассет с мистером Финк-Ноттлом и мисс Бинг с преподобным мистером Линкером.

— Блеск! Пригрозим оставить его без гроша, верно, Дживс?

— Именно, сэр.

Я спрыгнул с кровати, подбежал к двери и завопил:

— Бассет!

Никто не отозвался. Видно, старикан зарылся в нору. Я принялся орать «Бассет!» через равные промежутки, причем с каждым разом все оглушительней, и вот наконец где-то в недрах дома зашлепали шаги, через минуту появился он сам — совсем не тот наглец, с которым я недавно расстался. Теперь его можно было принять за раболепного слугу, который сломя голову мчится на зов хозяина.

— Вам что-то угодно, мистер Вустер?

Я вернулся в комнату и снова прыгнул на кровать.

— Вы хотели мне что-то сказать, мистер Вустер?

— Я мог бы многое вам сказать, Бассет, но коснусь только одной темы. Вам известно, что ваш хулиганский поступок, заключающийся в том, что вы приказали полицейским задержать меня и потом сами заперли меня в моей комнате, дает мне основание возбудить против вас судебное дело по факту… как там, Дживс?

— По факту незаконного ареста и дискредитации в присутствии свидетелей, сэр.

— Вот так-то. Я предъявлю иск на десятки миллионов. Что будете делать, Бассет?

Его так перекорежило, что он стал похож на лопасти вентилятора.

— Я объясню вам, что вы будете делать, — продолжал я. — Вы дадите родительское благословение на брак вашей дочери Мадлен и Огастуса Финк-Ноттла, а также на брак вашей племянницы Стефани и преподобного Г. П. Линкера. Причем немедленно.

В его душе явно началась борьба. Она наверняка длилась бы дольше, не встреть он моего взгляда.