Фанфан-Тюльпан
Шрифт:
В глубине долины, почти спрятанная густой зеленью, текла между ив и тростниковых зарослей довольно глубокая река. Перетта быстро достигла высокого берега и, обуреваемая ужасным отчаянием, не в силах отогнать от себя страшное видение — безжизненного Фанфана, истекающего кровью, — видение, которое не раз посещало ее в минуты, когда она теряла голову от горя, — бросилась в воду и исчезла среди густой и высокой травы, растущей у самого края реки.
Тут раздался громкий крик:
— Стой! О, черт побери, бедная девочка!
Это был Бравый Вояка, который, копаясь в земле у себя в садике, видел, как Перетта с безумным видом выбежала из дому. Предчувствуя беду, добряк бросился за ней, но не успел.
— Тысяча чертей! Гром и молния! — бормотал он. — Нет уж, никто не скажет, что я дал ей пропасть!
Ни секунды не раздумывая, он тоже бросился в воду.
Нырнув пару раз, старик вытащил бездыханную Перетту на берег.
Потом, схватив ее на руки, донес до ближайшей дороги, по которой в этот момент ехала красивая берлина, запряженная четверкой лошадей.
— На помощь! — уже в полутьме закричал Бравый Вояка, положив Перетту на траву у обочины дороги. В тот же миг кучер остановил лошадей, и в окошке кареты показались две головы. Дрожа от холода, весь мокрый насквозь, старый солдат попросил:
— Будьте так добры, помогите мне, пожалуйста, доставить это дитя в деревню!
Ехавшие в карете выскочили наружу. Это были мужчина лет тридцати с изысканными манерами и необыкновенно изящно одетая молодая женщина чарующей красоты и приятного обращения. Путешественница сразу же бросилась к Перетте, которая не подавала признаков жизни.
— Боже! Что же случилось? — спросила она с живым сочувствием.
— Сударыня, — ответил Бравый Вояка, — это длинная любовная история. Девочка много выстрадала. Родители ее преследовали, и она решила покончить со всем сразу таким образом. Не окажись я здесь — не сомневаюсь, что тут бы ей и конец был!
— Бедняжка! — вздохнула незнакомка, склонившись к неподвижной Перетте, — такая хорошенькая! — Потом она добавила: — Перенесите ее ко мне в карету. Мы отвезем ее домой!
Бравый Вояка поднял Перетту и уложил ее в карете на подушки. Спутник дамы успел быстро расстелить на сиденье свой плащ. Взобравшись на козлы, Бравый Вояка объяснил кучеру, куда ехать. Через несколько минут карета остановилась перед домом пономаря. Каково было удивление папаши Магю, когда он увидел, что Бравый Вояка вылезает из кареты, держа в объятьях его дочь в совершенно мокром платье и без сознания.
— Ну, дела! — вскричал старый пономарь. — Да, кажется, ей захотелось отправиться на тот свет! Только этого не хватало!
Старый солдат твердым шагом, мимо него, вошел в дом и бережно положил свою ношу в глубокое кресло.
— Вот негодяйка! — ворчала мамаша Магю. — У меня от нее вся кровь в голову ударила!
Тут Бравый Вояка уже не мог сдержать негодования и закричал:
— Да замолчите же, наконец! Вы оба бессердечные чурбаны! Два чудовища! Если ваша дочь бросилась в речку, то потому, что вы ее до этого довели! Она была очень несчастна! Что, вы не видели, что ли, что она здесь задыхается, бедная птичка? — не давали ей вздохнуть, заперли ее в клетку! Ах, тысяча чертей! Был бы я на службе, вы бы узнали, из какого дерева сделана моя трость!
И солдат сделал жест, показывающий, как бы сломал о голову пономаря свою палку. Мамаша Магю, наконец, решилась обтереть лицо дочери платком, надушенным лавандой, а прекрасная путешественница старалась заставить девушку вдохнуть солей из своего флакона.
Через некоторое время Перетта начала приходить в сознание. Увидев склоненные над нею два незнакомых лица, полные сочувствия, а за ними родителей, она разрыдалась.
Магю, успокоившись, подошел к ней и заговорил:
— Ты, кажется, решила и нас погубить вместе с собой? Когда вся деревня узнает, что тебе вздумалось помереть из-за скверного бездельника, ты понимаешь, какой это будет для нас позор? «Ах, бедненькая! Ах, несчастная дочка пономаря…»
— Довольно! — закричал Бравый Вояка.
Но Перетта уже с трудом поднялась на ноги и ответила решительно и твердо:
— Если я захотела расстаться с жизнью, то это потому, что вы причиняли мне слишком много страданий! Больше я не могла!
От напряжения силы ее иссякли, она зашаталась. Путешественница подхватила Перетту, обняла ее и, шепча ей ласковые и ободряющие слова, усадила ее снова в кресло.
— Сударыня, — промолвила еще слабым голоском Перетта, — вы так добры! Скажите, кто вы?
— Меня зовут Фавар.
— Знаменитая актриса! — воскликнула дочь пономаря, всплеснув руками и вся зардевшись от радости.
Удивленная и польщенная тем, что ее имя известно даже здесь, в затерянном в глубине Нормандии селе, актриса продолжала, показывая на своего спутника:
— А это мой муж, господин Фавар.
Перетта в совершенном восторге пролепетала:
— Боже! Известный драматург!
Не менее польщенный, чем его жена, Фавар галантно поклонился деревенской девочке, потом обратил к жене взгляд, в котором светились удовольствие и любовь одновременно, и улыбнулся.
Супруги Фавар были молодожены. Они поженились меньше года тому назад, и их «медовый месяц» был в разгаре. Это был необыкновенно счастливый брак.
Мария-Жюстине-Бенуат Дюронсере уже довольно давно имела большой успех на сцене и как танцовщица, и как драматическая актриса, а ее муж пользовался широкой известностью как драматург. Он был любимым писателем госпожи де Помпадур и, благодаря покровительству фаворитки короля, пользовался расположением двора. Соединив таланты и сердца, они вместе приобрели еще больший успех и поклялись друг другу никогда не разлучаться.
Они возвращались из Гавра, где только что окончили целую серию успешных представлений, и неожиданно встретили на дороге юную крестьяночку, судьба которой сразу же заинтересовала их благородные души. Перетта была совершенно потрясена, оказавшись рядом с теми, кто для нее был воплощением театра, недоступным предметом мечтаний; она уже совсем забыла, что час назад хотела умереть. Дрожа в своем мокром платье, она с обожанием глядела то на восхитительную актрису, то на писателя. Жюстина Фавар была хрупкая женщина небольшого роста с тонкой талией, тщательно одетая в изысканный дорожный костюм; ее лицо освещалось огромными черными глазами, сиявшими из-под пудреного парика умом и добротой. Ее муж был мужчина лет тридцати с небольшим: у него было приятное, немного лукавое, приветливо улыбающееся лицо, и казалось, что из его уст непременно услышишь что-нибудь остроумное.