Фанфик Четверо лучших
Шрифт:
Я потёр глаза. Жаль, наученный горьким опытом — своим и Поттера, — я уже не могу доверить мысли бумаге.
Я оторвался от фолианта, который держал на коленях, и оглядел гостиную. Поттер тоже бросил перелистывать книгу, и, по-видимому, уже давно. Он сидел в кресле, напряжённый, прямой как струна, и, не отрываясь, смотрел на Малфоев. Я пригляделся тоже, но долго не выдержал, отвёл глаза: Люциус едва не почёсывал Драко за ухом, а тот жмурился, оправдывая своё детское прозвище. Котёнок он и есть котёнок…
Внезапно полыхнуло ярким, и я вскинулся, отказываясь верить вдруг произошедшей перемене. Рубашка Драко пылала спереди быстрым
Поттер в кресле давился, схватившись за грудь, и не отводя от них пустых, враз потемневших глаз. Не думая, желая только одного — разорвать эту связь — я выкрикнул первое пришедшее на ум заклинание. По счастью, сработала ассоциация с моими мыслями и с уже мокрым крестником. Поттер изогнулся под холодной струёй, закашлялся, а палочка в моей руке завибрировала от напряжения. Когда мальчишка закрылся руками от воды, я понял, что пора прекращать.
Драко стоял, держа в руках то, что осталось от его рубашки; Люциус, сжав зубы, едва удерживался от Непростительных, а сам виновник происшествия сжался в кресле, превратившемся в одну большую лужу. Поняв, что вода больше не льётся, мальчишка убрал с глаз насквозь мокрую чёлку и посмотрел по сторонам. Последним он встретился взглядом со мной, не выдержал, побелевшие то ли от холодной воды, то ли от страха губы шевельнулись.
— Ой, — разобрал я. — Я не хотел…
Нормальных слов у меня не было. Ни у кого из присутствующих, видимо, тоже. Тогда Поттер встал с кресла и, оставляя на ковре мокрую дорожку, направился к двери. Пошатнулся, сгорбился и вышел, пропал в темноте коридора. На лестнице послышались его спотыкающиеся шаги.
Молчание нарушил Драко. Он встряхнул обгорелыми клочьями рубашки и тихо спросил:
— А что это было?..
— Поттер рехнулся, — сквозь зубы бросил Люциус. — Или он второй Лорд. Он бы ещё Адское Пламя вызвал…
Взмахом палочки я высушил всё в комнате, включая крестника. Тот поёжился, кинул клочки на пол, щёлкнул пальцами.
— Типпи, убери это и принеси другую рубашку.
Нарушая правила приличия, он переоделся при нас: боялся идти наверх. Я его понимал.
— Успокойся, Люциус, — сказал я. — Это обычная стихийная магия, пусть и сильная. — Помолчал, добавил: — А мы с тобой два кретина. Такое проглядеть…
— Проглядеть что? — нахмурился Малфой. Я знал, что он лихорадочно соображает, как спрятать Драко от Поттера. Подобрав выроненный фолиант, я сел обратно, сгорбился под тяжестью новой проблемы.
— Ты так и не понял, что ему от нас понадобилось?
— Помощь? Знания? Тёмная магия? — предположил он. Я покачал головой:
— Странно, что это вижу я, а не ты…
— Не тяни же! — рассердился он. — И так нервы на взводе, не знаешь, чего ждать!
— Да просто всё, — сказал вдруг Драко изменившимся голосом. — Он за семьёй пришёл. Подсмотрел тогда, в Норе, и пришёл. И Обеты дал какие только можно — всё ради этого.
Люциус понял, обречённо прикрыл глаза рукой.
— Не мальчик, а катастрофа… — выдохнул он. — Я правильно понимаю, что, раз он не стал своим ни у этих магглов, ни у Уизли, то решил уцепиться за меня? И сорвался, когда увидел, что и мы его не принимаем?
— Правильно, — мрачно ответил я. — Я так и подозревал, что спокойный
Весь мой запал иссяк. Я устало опёрся локтями о колени. Что такое одиночество, я знал. Знал, что это, когда готов прибиться к кому угодно, лишь бы услышать слова одобрения…
— Так он будет на меня кидаться? — подозрительно спросил Драко.
— Не думаю, — ответил я. — А ты, Люц, не начинай…
— И ты знаешь, как это остановить? — ехидно спросил друг.
— Пока нет, — ответствовал я с таким же ехидством. — Ну, и кто из нас двоих пойдёт разговаривать с трудным ребёнком?
Вопрос был риторическим. Я и так знал, что никто, кроме меня. Видимо, педагог — это моя судьба на всю оставшуюся жизнь. Так же, как и шпион.
Дверь в комнату Поттера была закрыта, но не заперта. Я вошёл, зажёг свет. Мальчишка навзничь лежал на кровати. Подойдя, я увидел, что он даже не применил к себе высушивающее заклинание и покрывало уже пропиталось водой.
— Поттер, — строго начал я. — То, что вы сделали, весьма неразумно, однако…
Он лежал с закрытыми глазами, и глазные яблоки двигались под веками. По наитию я коснулся его лба и отдёрнул руку: лоб был раскалённым. Поттер перевернулся набок, обхватил себя руками и что-то пробормотал.
Стало ясно, что меня он уже не слышит.
41. ГП. Галлюцинации
Вообще-то я осознавал, что лежу на кровати, но со временем это понимание начало исчезать. Мир словно сузился до ощущения неудобной позы и ледяных рук и ног. Что произошло, я тоже не помнил. Кажется, что-то страшное. Если не ошибаюсь, причиной этого страшного был я, а это значило, что кошмары только начинаются.
И в самом деле, вскоре моего слуха коснулся какой-то вибрирующий на достаточно высокой ноте гул. В нём было даже что-то знакомое, но я не шевелился, не желая вспоминать, пока воспоминание не пришло само: пчёлы! Я попытался вскочить, но тут же сообразил, что этого делать ни в коем случае нельзя, ведь рой может решить, что я нападаю. Тогда я стал натягивать одеяло на голову, но оно никак не желало меня прятать: как я ни сжимался, как ни подтыкал его, всё равно что-нибудь оставалось открытым. Больше всего я почему-то боялся за пятки, которые постоянно высовывались из-под треклятого одеяла. Наконец я лёг и затих, решив, что пчёлы, кружащие рядом со мной, подумают, будто я умер. Но тут же ещё одна паническая мысль пришла мне в голову: ведь тогда они могут устроить во мне гнездо! Я плохо знал, как именно пчёлы строят гнёзда, скорее всего, находят какой-то полый предмет вроде коряги или дупло. По моему мнению, я вполне подходил. Представив, как жужжащие насекомые набиваются мне в горло, я подскочил и начал отмахиваться. Пусть лучше искусают до смерти, чем так…
Пчёлы куда-то пропали, а я, сидя в кромешной тьме без единого лучика света и не имея ни малейшего представления о величине окружающего меня пространства, вместо гула ста тысяч крылышек стал слышать удары, которые раздавались над самым моим ухом. Как и в случае с пчёлами, я не сразу понял, что это такое. А оказалось просто: это дядя Вернон заколачивал досками дверь в чулан, чтобы запереть меня в нём на целое лето. Я понял, что буду сидеть здесь, в темноте до тех пор, пока не умру от голода и жажды, и стал изо всех сил бить в дверь руками и ногами.