Фанфик Не имея звезды

Дрой

Высокий, могучий, черногривый Флоренц совсем не походил на мудреца, скорее на воина или охотника, но тем не менее кентавр был именно мудр. Совсем не умен, местами даже глуп, но действительно — мудр.

— Не удивительно, юноша, что вам не нравится смотреть на звезды, — повторился кентавр, вставая рядом с парнем.

Там где ступал лесной житель, снег таял, а из промерзшей земли прорастали весенние цветы. Впрочем, стоило Флоренцу сделать еще один шаг, как цветы увядали, земля вновь покрывалась ледяной коркой, а снег спешил запорошить небольшую ямку в форме неподкованного копыта.

— Мы с вами знакомы? — спросил парень, не припоминая чтобы они вообще виделись с Флоренцом.

— Отчасти, — кентавр с любопытством разглядывал трубу и протянутые в ней провода и кабели. — Когда-то я ошибся на ваш счет.

Ланс закатил глаза, ожидая очередную лекцию на тему его монструозности, двуличности, лживости, предательства и прочих не самых лицеприятных и звучных эпитетов.

— Когда-то я попросил вас остерегаться людей, потому как считал, что они не принесут вам счастья, — Ланс поперхнулся, все еще не припоминая, чтобы они когда-то вели диалог. — Но, как мы видим сейчас, вы опровергли мое изречение, — продолжал Флоренц. — Я говорю — «вы», потому как вы не любите смотреть на звезды.

Герберт поборол желание хлопнуть себя ладонью по лицу. Все кентавры страдали синдромом «сказочной речи», балаболя таким образом, что, наверно, не понимали даже сами себя. По слухам, Флоренц редко когда задвигал в таком стиле — все же обучал людей, но, видать, и у него случались заскоки.

— Вы знаете, некрасивые люди не любят смотреть в зеркала, рыбы не любят летать по воздуху, огонь не чествует воду, волки не любят клетей, а ветер боится пещер.

— А еще нормальный мужик не долбится в жопу, а некоторые кентавры обожают портить людям кайф, — Ланс выкинул бычок и, потерев, руки, хотел было приняться за работу, но его остановил Флоренц.

— Вижу мои речи не понятны вам, — немного грустно произнес он. — Прошу простить меня за сей нюанс, я непривычен к человеческим слогам.

Проныра неопределенно помахал рукой, показывая, что ничего страшного не произошло и ему просто надо вернуться к делам.

— Посмотрите сюда, юноша, — и Флоренц провел ладонью по воздуху.

За его плавным взмахом последовал порыв ветра, создавший над землей то ли иллюзию, то ли нечто, чему Герберт никогда не сможет найти определения. Прямо в воздухе вдруг появился ручей с берегом, покрытым зеленой травой. Проныра стоял и смотрел на спокойную водную гладь, в глубине которой виднелись тысячи камней. Но стоило юноше взглянуть на плоскость реки, как он тут же понял, что та не толще старческого волоса. Казалось, что ручеек двухмерен, словно оживший рисунок умелого художника.

— Что ты видишь, тот, кто не был детенышем? — спросил мудрый кентавр.

— Странный ручей, — протянул Ланс, задумчиво потирая подбородок.

— А если взглянуть глубже, — Флоренц коснулся пальцем глади и в тот же миг все вокруг изменилось.

Герберт осознал себя стоящим на дне огромной, величественной реки. Над головой плясали преломленные звезды, похожие на разбрызганную краску, а вокруг, сквозь мрак, пробивались столбы серебряного света, метко брошенные полной луной. Проныра схватился за горло, но не ощутил ни горечи в затапливаемых легких, ни слабости, из-за злодейки «большой воды». Парень все так же мог дышать и колдовать, но при этом он ощущал холод воды, а его одежды трепыхалась в такт течению.

— Не бойтесь, — улыбнулся Флоренц, вышедший из серебряного столба.

— Это иллюзия? — спросил юноша.

— И да, и в то же время — нет. Боюсь, наше время ограничено, а в человеческом языке не найдется слова, подходящего для описания этого.

Герберт осмотрелся и согласно кивнул. Он не был таким как Грейнджер-Дэнжер и умел радоваться чудесам, не ища в них научное обоснования. Ланс, взглянув под ноги, решил ответить на первый вопрос:

— Я вижу камни.

И стоило юноше произнести эти слова, как он тут же обнаружил себя стоящим на берегу этой самой реки. Признаться, это выглядело несколько сюрреалистично. На абсолютно ровной поверхности вдруг появилось небольшое, но глубокое русло, к которому вели откосые берега, покрытые высокой, зеленой травой. При этом, несмотря на ночь, было светло как в полдень, в отдалении лежал снег, а Проныра знал, что стоит ему захотеть, и он действительно скатиться под откос к реке, несмотря даже на то, что никакого откоса и быть не могло.

— Держи, — Флоренц вложил в ладонь Герберта теплый, горячий камень.

Проныра в недоумении переводил взгляд с «дара» на кентавра, стоявшего то ли вплотную к юноше, то ли так далеко, что его силуэт терялся у горизонта.

— Бросай.

И юноша бросил. И, как бы это странно ни звучало, но ничего удивительного не произошло. Камень, по всем законам физики, взметнулся ввысь, а потом с громким хлюпаньем упал в реку, оставляя за собой расходящиеся по глади круги.

— В реке уже лежали камни, — произнес Флоренц. — Но они лежали там так долго, что уже стали частью реки. Ты же бросил новый, для реки он чужой, но она может его отторгнуть, а камень меняет её — оставляет круги. Тысячи камней лежали на дне, и это была река, но вот появился тысяча первый камень, и река уже больше не река.

— А что она?

— Она — новая река. Новая река, измененная кругами.

Герберт, все еще не понимая куда клонит Флоренц, решил следовать законам логики.

— Но ведь круги исчезнут.

— Круги исчезнут, — согласно кивнул кентавр. — Но камень останется в воде, и это навсегда изменит реку.

С этим Ланс не мог не согласиться, хоть и не понимал смысл сказанного прорицателем. Подобная мудрость была не для рокера, для которого главным в жизни оставалась музыка, и друзья с подругой. Все эти бредни не для человека, живущего одним моментом.

— Впрочем, — вместе со словом Флоренца, река изменилась.

Из спокойного, степенного потока она превратилась в бурное течение, такое быстрое, что зайди в него и тебя снесет быстрее, чем ты осознаешь свою ошибку. Внезапно течение запер огромный валун, но вместо того чтобы стать плотиной, он продержался лишь мгновение, а потом, вопреки законам мироздания, оказался сточен потоком.

— Чем больше камень, — продолжил Флоренц. — Тем сильнее ему сопротивляется река. Вы не любите звезды, мистер Ланс, потому как вас не должно было быть ни в этой истории, ни в этой реке. Вы лишь камень, оказавшийся на дне потому, что танец звезд прервался. Прервался все на миг, такой краткий, что его не заметила бы даже бабочка однодневка, для которой час подобен человеческому году.